Большакова Н.П. Два романа. Мурманск, 2016.

попискивает. И кто это придумал поговорку о куриной безмозглости? Наша Капелька умна. Мы с отцом к ней так привязались, что когда речь зашла о том, что нужно её в курятник отправлять, я загрустила даже. А отец настаивает: - Пора, пора ей в курятнике учиться жить, с другими курицами и петухами зна­ комиться, иначе потом привыкать ещё тяжелей будет, да и сама знаешь, как они но­ веньких привечают, и так она у нас слишком долго дома жила, вон уж и на имя своё откликается, стоит только крикнуть: «Капелька, Капелька», несётся на своих то­ неньких лапках, переваливается... Делать нечего, переселили... Месяц-другой прошёл, и уже нашу Капельку от дру­ гих куриц не отличить, правда, на имя своё по-прежнему отзывается. Стоит мне её по имени позвать - голову вскинет и, расталкивая остальных кур, несётся, кудахча: «Это ко-ко-мне, ко мне. Не к вам-ко. Ко мне». Я протяну ей на ладони крупу пшённую и начинаю приговаривать: «Капелька, умница ты моя, помнишь имя своё», и Капелька, точно понимая, что её хвалят, в ладонь мне радостно тычется, склёвывая зернышки. Теперь о погоде. Сегодня утром посмотрела в окно - белым-бело. А снег у меня всегда ассоциируется с обновлением и чистотой. Потянуло на улицу к этой чистоте и белоснежному бархату. Даже почувствовала, как внутри меня что-то изменилось, что-то произошло, мысли точно очистились, новый оттенок приобрели. Но была суббота, потому решила сначала дома немного прибраться, а потом уж выйти на улицу, а то нагуляюсь, и браться за уборку не захочется. Идо чего жобидно: пока убиралась, собиралась - снег исчез. Под окном вновь слякоть, грязные дорожки, рваные облака, ползущие, точно тяжёлые бомбардировщики, прямо на окна нашего дома. Внутри всё сразу оборвалось, как будто кто-то посмеялся над тобой, пошутил, поблазнив чистотой и белизной, а затем грязь подсунул. И всё равно сидеть дома уже не могла, всё ещё тянул к себе неожиданно возникший и также неожиданно исчезнув­ ший снег. Думалось: ну, может, хоть где-то он всёжене успел растаять, но, сколько ни гуляла, так его и не увидела. Старуха осень беспощадно втёрла белизну снега в слякоть тротуаров и грязь луж. А у вас, Глебушка, зима, наверно, вовсю хозяйничает? Напиши о зимнем Севере, напиши подробнее о себе. Извини за некий пессимизм в письме. Может, хоть ты меня чем обрадуешь. Длинным, длинным письмом к Новому году. Жду. Пиши, не ленись. Твоя Светлана». «Здравствуй. Светлана, библиотекарша моя строгая! Как всегда, пишет тебе морпех срочной службы Глеб Казаков. И хотя в армии все только и ждут ДМБ, считая время месяцами, днями, банями, яй­ цами, компотами, но долг каждый призван выполнять до конца. За сто дней до приказа все вновь стригутся налысо, каждые десять дней отдают свою порцию масла молодым. Свои правила есть: если «дед» отдал тебе масло своё, а ты не съел - значит, не уважаешь. Ты права, на Севере уже зима. Правда, теперь наша рота реже бывает на базе в Спутнике. Больше на кораблях. Прошёл слух о предстоящих учениях. Море дисциплини­ рует. Нам говорят: нельзя называться морским пехотинцем, если в море не выходишь. А потому ты находишься в постоянной готовности выйти в море. 279