Большакова Н.П. Два романа. Мурманск, 2016.

Меня Валентина Архипова как библиотечного работника пригласила в общежи­ тие с каким-нибудь выступлением, вот теперь думаю, о чём сделать им сообщение. Там у нас тоже свои читатели имеются. Моет полы как-то наша Наталья Петров­ на, уборщица (смешная она со своей присказкой: «Вот, девки, ужасть-то»), так вот, моет она полы, и заходит в это время в библиотеку жилец общежития Борисов, весь точно спица натянутый, и подёргивает плечами (у него это что-то нервное), потом встал у стеллажа выбирать книгу. А Наталья Петровна везде вокруг намыла, оста­ ётся только место, где он стоит. И так намекнёт ему, что мешает он пол домыть, и эдак, а он упёртый, ни на шаг в сторону, пока не нашёл то, что надо ему. За это его Наталья Петровна и невзлюбила. Вот как-то вновь зашёл книгу обменять, а она ворчит: «Вот, девки, ужасть-то, опять этот политически напуганный явился». Когда ушёл, мы её спрашиваем, почему это она вдруг его так обозвала? Отвечает: - Так ведь вот, девки, ужасть, когда мимо стеллажа с книгами о политике шёл, все плечами дёргал, точно протест этим книгам посылал. Наталья Петровна-то наша с деревни Лебяжьей, как-то разговорились мы с ней, и рассказала она мне, что у них дома прямо в печке мылись, может, слышал - по- черному. Когда печь вытопят, уголья оттуда выберут, дадут ей чуть поостыть и внутрь забираются. А ужтам, в печи, просторно и мылись. А я её спросила: - А как же вы, пока забирались в неё, не обжигались? - Старались ужасть-то аккуратно лезть, но, бывало, где задницей и приложишься. Печи-то у нас особой кладки были, и устье с входом ужасть широкое. Залезешь, помо­ ешься, а когда ужвылезешь - окатишься. Ужасть как мне нравилось мыться-то в печи... Теперь уже, наверно, таких печей не делают даже в деревнях, только в книгах и можно прочесть о них да услышать от пожилых людей... Это не ваша баня походная... Так и живём: то печалимся, то смеёмся. Совсем забыла: от Алексашки письмо при­ шло, пишет, что месяцев через семь домой придёт. В сержанты его произвели. Отцу своему написал, а тот, сам знаешь, лучший друг отца моего. Приходил, хвастался успе­ хами сына. МнеАлексашка редко пишет. Вот он-то скоро вернётся, а тебе ещё служить и служить... Думала, в отпуск приедешь, а ты маме написал, чтоб неждала - не поняла, почему?И вообще, совсем ты, Глебушка, короткие письма мне пишешь, а ведь я пережи­ ваю, знать хочу, как там морскому пехотинцу служится. Как друзья твои? Пиши под­ робнее, иначе и я тоже начну отписываться. Что, испугала? Вот так-то. Уменя всё по-старому, выдаю людям книги, пишу контрольные, занимаюсь хозяй­ ством, но при этом не забываю думать и о тебе. Стем и остаюсь твоя Светлана». Прасковья Ильинична и сон Зинки Однажды в библиотеку зашла продавщица Зинка и стала секретничать с Пра­ сковьей Ильиничной, которая в это время пила чай, но секретничала так громко, что её рассказ вся библиотека слышала. - Прасковья Ильинична, вы женщина грамотная, подскажите, что мне делать? Два дня сама не своя хожу. Приснилась мне мать и говорит: «Что же ты, дочка, меня в гроб в одних носках положила, аль не заработала я на тапочки? Мне ведь на люди 272