Большакова Н.П. Два романа. Мурманск, 2016.

деюсь, подружимся. После отъезда Лены мне стало совсем не с кем по душам говорить. В библиотеке у всех сотрудниц семьи, дети, а потому и разговоры про мужей, детей, что где подешевле купить, достать, куда в отпуск поехать... Бывает, с Прасковьей Ильиничной, нашей гардеробщицей, только и беседую, так что общение с Валентиной мне как воздух необходимо. Лена пишет редко. Она счастлива в браке, у неё всё хорошо, муж в ней души не чает. А какого я тут случая свидетельницей стала, и не передать! Смех! Помнишь тёт­ ку Якимовну, хохлушку, у которой дом возле нашего стоит? Так вот тут её бригадир смешком бураков чуть было не поймал. Та их с совхозного поля к своему дому тащила, я как раз в огороде кабачки собирала. Слышу крик - н у и выглянула за забор, наблюдая такую картину. Бежит вприпрыжку к своему дому тётка Якимовна смешком бураков за спиной, а за ней бригадир Зайченко переваливается, постоянно промокая носовым платком своё всё в испарине лицо. Тётка Якимовна женщина бойкая, сильная, а брига­ дир хромой, да ещё в приличном возрасте, ему ли её смаху догнать? Кричит: - Якимовна, постой, верни бураки, засужу, смотри! А тётка Якимовна ему, не поворачиваясь, открикивает: - Ты, Зайченко, поди-кось догони, а уж потом грози! Добежала до своего двора, кинула мешок за будку собаки и уселась на лавку агро­ нома поджидать. О том, что у неё Серый - собака грозная, не сунешься, хорошо пом­ нишь, ну и, видно, агроном об этом тоже знал. Доковылял, а во двор-то вступил - ус­ лышал сдержанное рычание, но, увидев, что тот на цепи, всё же прихромал на лавку к Якимовне. Запыхавшийся от бега, он мало того что хром, но ещё и грузен. Сидит рядом, отдышаться не может, а потому говорит, задыхаясь: - Ну... теперь ты... Якимовна... от меня никуда не денешься... Видал я... как ты добро совхозное расхищала... отдышусь малость и найду твой мешок... он приметный, с красной заплатиной на боку... протокол и составлю... А та вскочила, руки в бока упёрла и бесстыдно так говорит: - Да ты що бачишь, Зайченко? - и, размахивая руками, по двору забегала, демон­ стрируя, что она делала. - Я весь день у мыле хожу, в хате тружусь, стирку вон нешу- тошную развела, а ты мне про какой-тось мешок речи ведёшь... Ты бы, Глеб, видел в этот момент Зайченко: он от такого нахальства ажсловами стал захлёбываться: - Значит, весь день трудишься! А кто впереди меня смешком бежал, бёдрами сво­ ими, что кормой, то влево, то вправо заворачивал? Я скажешь? - Так подись, Зайченко, тебе то пригрезилось, я вон только что из хаты вышла на солнышке погреться да отдохнуть. И вдруг тараном пошла на него, напирая всей своей огромной грудью, выбивая слова, точно ядра пудовые: - На ceimi вжэ давно ведеться, що ныжчий перед вищим гнеться, а бтьшый мень­ шого кусаэ та ще й бэ, затим, що сыла э... Зайченко в испуге на скамейке стал отодвигаться от неё, аЯкимовна продолжала: - Прым1р не довго б показати, - та цур йому! - нащо чтать...А щоб ктщ як-небудь поховать, я тоби, Зайченко, и хочу байку росказати. Ултку, саме серед дня пустуючи, дурне Ягня само забилося до р1чки - напитися водички. От чи пило, чи шглядить: аж 267