Большакова Н.П. Два романа. Мурманск, 2016.

А потом бабуля Ленкина всё плакала. Сам знаешь, одна её воспитывала, та для неё дочь была, а теперь вот замуж выходила и под Москву в городЖелезнодорожный жить уезжала, где родители Виталия в дар им кооперативную квартиру построили. Мне тоже грустно, ведь Ленка здесь для меня самым близким человечком была! Свадьба прошла весело. Еленка первая из нашего класса замуж пошла. Оценил? Это я к тому, что совсем мы взрослыми становимся, Глебушка. Между прочим, Ленуся всё про Алексашку Соболева спрашивала. Я сказала, что служит на границе, правда, пишет редко. Вот так, дорогой, мы и живём: хлеб жуём, молоком запиваем. Рада вновь пооб­ щаться с тобой, рассказать все свои новости, теперь от тебя жду того же самого. Твоя мама мне тут случай, приключившийся с вашей соседкой по дому, тёткой Меланьей, поведала. Если ты помнишь, у неё муж, дядька Пётр, сильно пьёт, вот она и решила его отучить. Прослышала, будто в соседнем селе бабка есть, что одного му­ жика отвадила от питья, и решила к ней за рецептом сходить. Чтобы откуп про­ извести, взяла из-под курочек с десяток яиц, литр молока и пошла. Рассказываю всё точь-в-точь, по словам мамы твоей. Бабка та посоветовала тётке Меланье в самый что ни на есть крепкий первач кинуть трёх живых жаб, а когда те растворятся, на­ лить полстакана этого зелья мужу. Выпьет, вырвет его, и больше к спиртному не притронется. Всё, как было говорено, тётка Меланья сделала. Мальчишек попросила ей самых большихжаб поймать и в бутыль с первачём их плюхнула. Настаивала несколько дней, пока те и на самом деле не растворились полностью. Однажды, когда её разлюбезный дядька Пётр проснулся и с похмелья протянул было руку, чтобы налить себе стакан огуречного рассолу, тётка Меланья ему большую рюмку первача жабного и подсунула. Ты ж помнишь, что у неё говор особый, будто у них на Брянщине все так разгова­ ривают. Так вот она своему Петру и говорит: - Если у тябе, Петро, галава хварая, значит, яна ести, а потому лучше выпей-ка ты первачка, глядишь, галава и пройдёт. Дядька Пётр судивлением глянул на жену - ведь в кои-то веки она сама первача ему предлагает - и, улыбаясь во весь свой перегарный рот, сказал, потянувшись за рюмкой: - Ага, значит, таможня даёт добро? Кака ты у меня, Меланья, догадлива. Ах, кабы завсегда такой была... Выпил. Громко крякнул и принял из рук жены огурец солёный закусить. Прошло с полчаса, тётка Меланья мужа и спрашивает: - Ня тошнит тябе, Петро? - Да типун тебе на язык. С чего меня тошнить должно? - отвечает тот. Тётка Меланья ему ещё рюмку мутного напитка плеснула. Дядька Пётр и это вы­ пил, крякнул от удовольствия и сказал: - Дивно ты сегодня ведёшь себя, жена. Моя голова совсем прошла, пойду дров что ли нарублю. Тётка Меланья за ним из окна наблюдает. Не вытерпела, выбежала, спрашивает: - Ня тошнит тябе, Петро? - Опять двадцать пять, ядрёна вошь. Говорю ж, голова прошла. Тётка Меланья в дом бросилась, плеснула ещё полстакана, мужу поднесла. Тот и это в себя опрокинул. И опять дрова колоть принялся. Тётка Меланья с минуту по­ стояла рядом и от нетерпенья с нажимом спросила: 258