Большакова Н.П. Два романа. Мурманск, 2016.
на своего любимого Каурого и катал их в своё удовольствие. Родители смело до веряли ему свою ребятню, частенько летом отпускали в ночное с ним. Тот им кар тошечки испечёт, так что достанешь её с углей из костра, а она рассыпчатая у тебя в руках, точно сахарная, разваливается, а если ещё рыбка под неё окажется - и вообще пир горой стоит. Леонид подбадривает ребятишек: «Заморите, заморите червячка, а то ни дать ни взять подустали с коняками в реке плескаться, животы- то, подись, подвело...» От затухающего костра вверх ленно поднимался белёсый дымок, наполняя округу запахом прогоревших смолистых поленьев и запечённой картошки. И сидит ребятня у затухающего костра, трескает картошку, почавкивая да почмокивая, щеки надувая, как у хомяков, и никакого другого счастья в эту минуту для них не существует. Подобные картины бездетному Леониду душу грели. Наблюдая за мальчишка ми, он слегка улыбался в задумчивости и довольно покрякивал да пофыркивал, точ но как его любимец Каурый, когда Леонид подходил к нему. После еды мальчишки утрут рукавами черные полукружья вокруг губ от печеной картошки и деловито спросят: - Дядь Лёнь, а сколь время счас? А тот им так же в ответ делово доложит: - Три беремя, четвертый жид по верёвочке бежит, верёвочка лопнула и жида прихлопнула... И ребятня знает, что пошел четвертый час утра. Если было бы два ночи, Лёня- Лошадист сказал бы: «Два беремя, третий жид...» и так далее, но обязательно они спросят, а он им ответит... И все будут радостны и спокойны, потому как без этой приговорки и ночное получится как бы не совсем ночное... Потому как без жида, что по верёвочке бежит, совсем нельзя... А уж ежели кто из новеньких придёт да начнёт выспрашивать, почему так говорят, услышит от тех, кто постоянно в ноч ное ходит: - Вот ведь нашёлся гнуда (так Леонид называл обычно тех, кто начинал доста вать его вопросами или занудствовать), всё ему разжуй да в рот положи. Аты просто прими этого жида и радуйся... Эти слова Леонид и сам когда-то, будучи пацанёнком, услышал, а теперь вот местной ребятне, что с ним в ночное шла, передавал, а те, глядишь, с сотоварищами поделятся, так слово, присловие, поговорка за память младую зацепится и дальше в народ гулять пойдёт... Леонид любил эти летние ночные сидения с ребятней у костра, любил слушать тихое потрескивание углей, разрывающихся в мелкие искры при помешивании дров, любил смотреть на огонь, как он мирно распускал свои всполыхи от ярко- красного до лимонно-белого цвета. Порой смотрел так долго, что танцующее пламя перескакивало отражением на его собственное лицо, преломляясь на глубоких мор щинах. И уже он сам становился неотделимой принадлежностью огня. Душа старо го человека хранила память о другом огне, занимавшемся от взрывов бомб и снаря дов, несущем всему живому разрушение и смерть... Но подобные картины Леонид загонял глубоко внутрь себя, чтобы не бередить душу, а радоваться ночному, плеску в воде ребятни и их веселым покрикиваниям... 219
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz