Большакова Н.П. Два романа. Мурманск, 2016.

Та ему открикивала: - Я те счас спотычку-то покажу, пьяница ты окаянный, и волка покажу... Сразу видно - Бог-то шельму метит, как не хоронился, споймала я тебя, прям на месте преступления споймала негодника... Счас скалкой-то по твоим рёбрам пройдусь, будет тебе, Степушка, Юрьев день, срамник ты бессовестный... Бежит, размахивая скалкой, к парням и мужу, а те от неожиданности такого на­ тиска, забыв поставить Похмелыча на землю, прямо с ним помчались от неё за ма­ газин, как говорится, от греха подальше. Похмелыч что есть мочи ухватился за шеи молодых парней руками, чтобы в беге ненароком не свалиться, и запричитал: - Нехристи, ну нехристи, едят тя мухи, продали меня бабе моей, с потрохами продали, разрази меня гром, как же я теперь чекушку покупать смогу? Глеб ему в ответ: - Не боись, дядька Похмелыч, не догнать нас тётке Устинье твоей... Сашка кричал своё: - «Свободу Юрию Деточкину...» Девчонки смеялись громче того, то и дело хватаясь за животы. И Сашка, вооду­ шевлённый их весельем, старался больше прежнего: - «Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству»... Те, кто был в магазине, тоже выбежали на крики зрелище посмотреть. Пришлось парням несколько кругов вокруг продмага со своей ношей выписывать, вспотели аж, пока тётка Устинья от усталости не свалилась на крыльцо рядом с заливающи­ мися от смеха Еленой и Светланой. Да и парни со своей ношей притомились бегать от неё. Правда, продолжали стоять ещё на некотором расстоянии. Похмелыч, видя, что женка его от бега и крика за сердце схватилась, спрыгнул с рук парней и, осторожно приближаясь к ней, заприговаривал: - Дык,Устиньюшка, брехать - не цепом мотать, чо блажить-то теперь... - Дык, дык... Пропойца окаянный! Правильно говорят - горбатого могила ис­ правит, иди домой ужо, срамник... - с одышкой произнесла Устинья. - Эх, робя, - махнув рукой и обречённо обращаясь ко всем, произнёс сникший Степан, - двух смертей не бывать, одной - не миновать...- и, расстроенный вконец, ещё больше сутулясь, побрёл в сторону своего дома. А в городке затем долго ещё эту историю вспоминали, приписывая ей всё новые и новые подробности. Стех пор Степану-Похмелычу и того трудней стало выпивку себе добывать. Да и правда, не пойдёт же он в свои семьдесят лет в конец Светлого в другой магазин за чекушкой, или, как эту мерку водки называли ещё, двойным мерзавчиком. И стои­ ло ему теперь выйти за порог, жена зорким соколом подсаживалась к окну, занимая наблюдательный пост, и уж в руки ничего не брала, чтоб ненароком не отвлечься. А ещё в Светлом жил одинокий одноногий друг Степана Лёня, по прозвищу Лошадист, тоже небольшого росточка мужичок, но силы недюжинной, не смотри что инвалид безногий, безобидный да бесхитростный. Больше всего на свете Ле­ онид любил детей и лошадей, потому от ребятни ему отбою не было: «Дядь Лёнь- Лошадист, прокати, прокати нас на лошади!» - кричали те, крутясь вокруг совхоз­ ного конюха, и он подхватывал мальчугана иль девчушку под мышки, подсаживал 218