Большакова Н.П. Два романа. Мурманск, 2016.

Залезла в него и почувствовала, как в нос ударил резкий запах дыма от костра, и, вспомнив рассказы Лахэна о ночевках в тундре, поняла, что у Перия кукуль сшит из «дымных» шкур, которыми длительное время покрывали яранги. Такой кукуль был более прочным и не боялся воды. Лежит в кукуле и думает: «Кто меня увидел бы сейчас, сказал: «баба со сдвигом»». От будки отделилась темная тень, и над Настиным лицом наклонилась лайка Перия. Постояла минуту, обнюхала, лизнула в нос и привалилась рядом. Настя, по­ чувствовав рядом с собой живое дружелюбное существо, уже не ощущала такого одиночества и оторванности от мира. Ярким пятном на небе выделялась лимонно-желтая луна, отливавшая глянцем и похожая на глазунью из одного яйца на большой черной сковороде. Она проплы­ вала по небу, точно ведомая умелой рукой лоцмана от одного облака к другому, ко­ торые то прятали ее, погружая все вокруг в непроглядную тьму, то отпускали в ночь. Настя посмотрела на нее и призналась псу: - Вот и я, друг мой, такая же одинокая, как эта луна, затерянная среди звезд. Лахэн не пришел, а мне завтра уезжать. Завыть бы, да людей пугать не хочется. Она ждала своего любимого и потому вновь и вновь то проваливалась в сон, то пробуждалась от легкого скрипа половицы или шелеста деревьев, боясь проспать приход Лахэна. И когда, наконец, забрезжил осенний рассвет последнего дня пребы­ вания ее в Каврале, сон крепко сковал ее веки. Пробуждение пришло от слов Перия, склонившегося над ней. Увидев Настю, спящую в кукуле, он даже начал заикаться: - Настя, ты, ты что это, в кукуле-то, чего, говорю, в кукуле? Не могла в дом за­ йти? Он же не закрыт. Что на крыльце-то в кукуле спать. - Да не волнуйся ты так, - сказала невесело она, - почему бы и в кукуле не по­ спать для разнообразия? Ладно, надо к Жирковым идти, вторую ночь у них не но­ чую, что подумают? - Пойдем в дом, хоть чаю горячего выпьешь. - Твоя взяла, гулять, так гулять. Пойдем. Настя вылезла из кукуля, как смогла, отряхнулась и пошла следом за Перием. ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ О чём ты, Север, поешь в своей колыбели? О чистоте снега, снимающего грехи? О вихрях и пурге, сбивающих с ног? Или о цвете крови ягоды брусники, которая и под покрывалом зимы остается утренне-свежей и сочной? Аможет, ты поешь о раз­ ноцветье ягеля и мха, что по земле плетут свои кружева? Ты, Север, поешь о корявой сосне, растущей на камне. О сиянии, словно разорвавшейся ракетнице, в радуж­ но-газовом шарфе, о зеркальной глади озер с отражением гор и лесов! О мрачных, омываемых ледяным морем скалах с крикливыми базарами чаек и гаг, цветении вереска и багульника, пьянящем особом духе. О порожистых реках с чистой водой. О небосводе с сияющим солнцем и седой, почти прозрачной луной, светящими но­ чью одновременно в летнее время. Или двойной радуге-дуге, отражающей свое се- мицветье в небесных зеркалах. Обо всем песни твои, Север, - край суровый и неж­ ный, край черной полярной ночи и белого летнего дня. И всего удивительнее здесь 202