Большакова, Н. П. Откровенно…: (некоторые дневниковые зарисовки) / Надежда Большакова // Площадь Первоучителей : литературно-художественный и общественно-политический альманах / Мурм. орг. Союза писателей России. – Мурманск, 2006. – № 6.

Надежда БОЛЬШАКОВА Откровенно... (Некоторые дневниковые зарисовки) «До конца, до тихого креста...» ( Из дневника: октябрь 1994-го, январь 2001-й, июль 2005-й, февраль 2006-й) Николай Рубцов Октябрь 1994 года. Запись из дневника. ВМурманском отделении Союза писате лей России висит увеличенная до портрета фотография поэта Николая Рубцова, кото рая, точно магнит, притягивает к себе смотрящих. И хочется снова и снова вглядеться в это лицо, в эти проникновенные глаза. Конечно, я прекрасно знала, что был такой поэт Николай Рубцов, читала, пела песню на его стихи: «В горнице моей светло...». Но когда стала вхожа в круг мурманских писателей, никак не могла понять, поче му они все с таким трепетом относятся к этому имени, к памяти поэта. Сначала было предположение, что он, как они все, служил на Северном флоте: «Я тоже служил на флоте! / Я тоже памятью полн...». Понимала, что Рубцов большой прекрасный поэт, - но нет, писатели о нём говори ли всегда с каким-то непонятным мне патриархальным поклонением, с щемящей душу тоской. Что-то постоянно не договаривая... От этого образ Рубцова в моём вообра жении окутывался ореолом тайны. Виталий Маслов, Виктор Тимофеев, Александр Миланов, чтобы произнести имя поэта, делали длинную паузу памяти. Наблюдая за ними, я постоянно думала: в чём же причина? Отчего я не знаю того, что знают они? И мне становилось стыдно. Вот ведь, общаюсь с писателями, которые воспринимают меня, как начинающего серьёзного литератора, а я ничего не знаю о судьбе того, перед кем они склоняют головы. Пришла к Тимофееву, спросила: «У тебя ничего нет почитать о Рубцове?». Он подарил двухтомник: стихи поэта и повесть Виктора Коротаева «Козырная дама». Всё прочла и была потрясена. Героиня повести носит имя иное, чем убийца, - не Людмила Дербина, а Надежда Д., что меня оскорбило и покоробило до глубины души. Нашёл же Каратаев, каким именем называть убийцу поэта - Надеждой, и не оттого, что сама этим именем названа, а оттого, что наполнение его несёт в тексте романа двоякую смысловую нагрузку. Надеждой на что? Замарать, опозорить имя одной из Святых дев Троицы? Потому мне было так нестерпимо каждый раз натыкаться на него, словно я сама оказалась невольной соучастницей этого подлого преступления: «Если умру - по мне / Не зажигай огня!». Теперь и у меня самой в сердце возникает боль, стоит только подумать о нём. И с лёгкостью, как раньше, я уже тоже имя это не могу произносить. Почему? Не знаю, может, подсознательно чувствую перед ним свою вину. А может, стыдно и обидно за наш мир, больной равнодушием, завистью и злобой...Читала Коротаева, и душа моя вместе с Рубцовым страдала на суде, где не нашлось ни одного разумного свидетеля, способного поднять затоптанное в грязь имя поэта, стихи которого читаешь, словно русскую песню поёшь. И на душе в эти мгновения спокойно и привольно. Не нужно искать в текстах подтексты, расшифровывать мысли поэта. Но есть в его поэзии и пророческие строки, от которых вдруг сердце так зажмёт, что вздохнуть больно: «Я умру в крещенские морозы. / Я умру, когда трещат берёзы...». А ведь не только