Антология саамской литературы / авт.-сост.: Надежда Большакова, Виктория Бакула ; [вступ. ст. Н. Большаковой]. - Мурманск : Опимах, 2012 (Полярный). - 382, [1] с. : ил., портр.

Смех и крик сменились истерикой. Напуганы были все соседи. Я лежала на диване ничком и никому не позволяла себя жалеть. Лишь изредка выкрикивая обиду бабушке за то, что умерла, не спросив раз­ решения и даже не предупредив меня. Счастье, которому, казалось, не будет конца в образе моей бабушки, улетело, не оставив никакой на­ дежды на встречу. Тетя Маша причитала: — Разве ж можно так убиваться, девонька? Все умирают. Ну, до­ вольно, довольно, поплакала и будет. В тот момент я ненавидела ее больше всего на свете. Мне казалось, что это именно она виновата в смерти бабушки. И зло, огрызаясь, ис­ терзанная рыданиями, выкрикивала ей: —Плакала и плакать буду! Дальше все было как во сне: помню длинную комнату в бабушки­ ном доме, посредине которой стоял гроб, и в нем совсем непохожую, чужую бабушку. В новогоднюю ночь она пошла поздравить с праздни­ ком соседей. На улице случился сердечный приступ. Все отмечали но­ вый 1969 год, сразу никто не хватился. Она замерзла. Нас с братом подтолкнули к гробу. Меня охватил жуткий страх. Я не только поцеловать ее не смогла, дотронуться до нее боялась. Когда бабушка падала, ушибла нос, и теперь он казался неестественно синим. Это поразило меня больше, чем страх, и я у кого-то спросила: — Разве у бабушки нос теперь никогда не заживет? Н а меня шикнула какая-то старуха, а мама начала громко плакать. Из моих глаз не выкатилось ни одной слезинки: наверно, ночью, в день известия, все выплакала. Когда стали заколачивать гроб и мама бросилась на него, обнимая и рыдая, мне стало стыдно за нее и нестерпимо жалко. Еще минута —и я чувствовала, что заору так, чтоб только заглушить все всхлипы и при­ читания. Не чуя под собой ног побежала с кладбища. Наконец силы меня ос­ тавили, и, схватившись за железную ограду, заскулила, завыла, словно раненый зверь. Так близко смерть я увидела впервые, моя душа не была готова этого принять. Меня нашли у кладбищенских ворот. Очнулась уже на поминках, в бабушкином доме. В той же комнате, где совсем недавно лежала бабушка, теперь стоял стол буквой «П», а над ним, занавешенное черной шалью, зеркало. На столе много еды и водки. Детей покормили и уложили спать на бабушкину постель, которая отделялась от общей комнаты яркой ситцевой занавеской. Нелепость этой занавески в кричащий цветочек никак не вязалась с печалью лю ­ дей, поэтому, наверно, так врезалась в мою память. После бабушкиной смерти мама перестала отправлять нас в село. Дед Иван запил, тоскуя по бабушке, и через два года умер... Не сохра­ нился и бабушкин дом. 151