Бодрова, О. А. В поисках отражения: саамы Кольского Севера в русской этнографической литературе второй половины XIX - начала XX вв. : [монография] / О. А. Бодрова ; Рос. акад. наук, Кол. науч. центр, Центр гуманитар. проблем Баренц региона. - Апатиты : Изд-во Кольского научного центра РАН, 2014.

уже выходят лица, имеющие вполне европейский вид и ведущие вполне культурный образ жизни» [Островский 1889: 2]. Скандинавскими исследователями, например, норвежским профессором Фрийсом, не только культурно-экономические, но и нравственные различия между русскими и норвежскими саамами оцениваются в пользу последних, поэтому, по словам Немировича-Данченко, «Фрийс не мог относиться к первым столь же беспристрастно, как он относился ко вторым. Поэтому норвежский профессор наделил наших инородцев всевозможными пороками, называл их ворами и мошенниками, чего в действительности не было вовсе» [Немирович-Данченко 1903 (б): 184]. Интересно, что русские и зарубежные саамы сами противопоставляют свои группы по уровню культурного развитя. возвышая собственный народ и принижая соседний: «Я знаю некоторых поселившихся на Мурмане фтьманов (финские лопари - О.Б.) которые даже не считсаотсебяродственнымилопарям и смотрят на них как на народ, стоящий на очень низкой ступени культуры, как на полудикарей С другой спюроны, лопари, живуище летом у Титовской губы, с величайшим презрением говорят опостившихсяу Мотовского заливафильманах» [Гебель 1909: 76]. Очевидно, различающаяся характеристика русских и зарубежных саамов может свидетельствовать о том, что в представлении исследователей они образуют два различных национально-культурных сообщества, и противопоставление «свой» / «чужой» осуществляется не между своим генетически родственным народом и народом, который служит объектом этнологического изучения, а между саамскими группами, разделенньтми государственными границами. Интересными для исследования являются случаи, когда при сравнении моральных или бытовых качеств сопоставление и противопоставление осуществляется между саамами и русскими. Так, затрагивая проблему пьянства, авторы пипгут о том, что «бедствие это одинаково распространяется и на коренное русское население, и на финнов и других инородцев, а в особенности - на лопарей» [Мухин 1910: 13]. Чаще всего акцент в этнографических текстах делается на плачевных последствиях распространения этой болезни в саамской среде [Харузин 1890; Максимов 1890; Дурылин 1913; Мухин 1910 и др.]. Однако в сходных чертах могут описываться русский характер и влияние на него пьянства: « Русские колонисты сохранили общие, свойственные русскому человеку черты характера: радушие и гостеприимство, некоторую беспечность, беззаботность о завтрашнем дне <...> Большинство склонно выпить; умеренность — не в характере Мурманского колониста, и поэтому, когда является возможность, он напивается и в таком состоянии мирный в обыкновенное время человек делается буйным и опасным для окружающих » [Мухин 1910: 12]. В отношении нравственного развития саамы, наоборот, всегда противопоставляются русским. Отражая представления о «благородном дикаре», сохраняющего нравственную чистоту в отличие от народов, испорченных цивилизацией, подобные прогивопоставления всегда оказываются в пользу первых; «Сколько раз я задавался вопросом, kyyio же заслуживает названия дикаря, наш ли крестьянин, калечащий жену и хуже Ирода избивающий детей, или этот мирный и кроткий труженик полярных пустынь?» [Немирович-Данченко 1903 (б): 278]. Как видно, противопоставление в подобных случаях происходит не между этническими группами, а между уровнями культурного и нравственного развитая народов. Понятие «дикарь» метафорически смещается с народа традиционного типа культуры на тот, который демонстрирует грубые «нецивилизованные» нравы: «Мы считаем этомирное, кроткое темя дикарями, но скажем, положаруку на сердце, кто дикарь - наш ли крестьянин, всегда готовый поколотить свою бабу, исполняя 62