Бодрова, О. А. В поисках отражения: саамы Кольского Севера в русской этнографической литературе второй половины XIX - начала XX вв. : [монография] / О. А. Бодрова ; Рос. акад. наук, Кол. науч. центр, Центр гуманитар. проблем Баренц региона. - Апатиты : Изд-во Кольского научного центра РАН, 2014.

им за двумя высокими до небес горами за какие-то ipcxn (вероятнее всего, колдовство). При этом, согласно поверьям, если этому народу удастся освободиться, то наступит конец мира (Гебель 1909: 86-87]. В конце XIX в. RH. Харузин, один из самых известных исследователей саамской культуры, заметил, чго у нас складывается одностороннее представление о Лапландии, «мало чем отличающееся от представлений творцов Калевалы». По его словам, эта сграна «всегда являлась в народном воображении только со своей мрачной стороны, и описания Лапландии в зимнее время перешли и в учебники, и в хрестоматии» [Харузин 1890: 1]. Действительно, в большинстве этнографических источников второй половины XIX в. Лапландия предстает как «страна полусказочная, сграна холода, вечного мрака - страна, населенная чародеями» [Там же]. Эго приводит к тому, чго «сильная вера в волшебство у финнов и лопарей сделалась достоянием всемирной литературы» [Ратцель 1900:691]. Сказочно-мифологические стереотипы восприятия саамской культуры можно объяснить несколькими причинами, обусловившими традицию этнофафического описания саамов. Во-первых, на представления о саамах повлияли ранние источники. Многие авторы русской этнографической литературы демонстрируют знакомство с текстами древнерусских летописей и «Лаппонии» шведского профессора Иоганна Шеффера (1673) [Шеффер 2008; Музей-Архив ЦГП КНЦ РАН. ОФ 237], труд которого цитируют в своих монографиях, в частности, А.Я. Ефименко и Н.Н. Харузин. В некоторых этнографических источниках пересказываются летописные и фольклорные сюжеты, связанные с колдовством Кольских саамов [Дергачев 1877 (в): 43; Семенов 1879: 79; Немирович-Данченко 1903 (б): 133; Максимов 1890:231 и др.]. Помимо древних источников, зародивших представления о саамах как о чародеях, существует другая причина подобных магических стереотипов, которая связана с общими механизмами порождения культурных и этнических образов других народов. Как правило, при столкновении с чуждой культурой вследствие непонимания ее особенностей ее представители наделяются фантастическими чертами, имеющими мало общею с реальными прототипами. Особенности северных пейзажей, своеобразие и загадочность саамской культуры, непонятой для большинства русских исследователей, рождают в их воображении сказочно-фантастические ассоциации, которые передают особенности рефлексии исследователя, открывающего для себя новый мир: « Кажется, что за той полосой, где прерывается лес, где начинается необъятное царство оленьего мха, начинается и новая жизнь, жизнь своеобразная, не похожая на ту, которую ведут тут внизуу подошвы горы - что новый сказочныймир откроется тощ кто войдет на эти вершины » [Харузин 1890: 9]; «На озере Пето... жжет всего лишь один, как царь этой дикой пустыни, лапарь в крошечной, точно игрушечной тупее. Величественные, мрачные, окаймленные сосновымлесом, громадные, горные водные бассейны <...> изобилуют <...> рыбами » [Бухаров 1885: 15]; « Занятия лопарей ~ оленеводство и рыболовство - сами собоювызывают песню из груди человека А зимние полярные вьюги, а сполохи, а цепи гор, а гремящие водопады - да это достапючная арена для целого мира сказок! [Немирович-Данченко 1903 (а): 340]. Наконец, самое большое влияние на представления о саамах как о колдунах оказала «Калевала» ЭлиасаЛеннрюла (во второй редакции опубликована в 1849 г.), которая, очевидно, послужила основной причиной формирования интереса к этнографии саамов среди представителей русской культуры в середине XIX в. По всей видимости, авторы этнографической литературы были знакомы уже с прозаическими переводами этого текста, выполненными учениками Ф.И. Буслаева Г. Лундалем и С. Гелыреном. Они переводили руны «Калевалы» в 1870-80-е гг. Однако особенно известным становится стихотворный 53