Бодрова, О. А. В поисках отражения: саамы Кольского Севера в русской этнографической литературе второй половины XIX - начала XX вв. : [монография] / О. А. Бодрова ; Рос. акад. наук, Кол. науч. центр, Центр гуманитар. проблем Баренц региона. - Апатиты : Изд-во Кольского научного центра РАН, 2014.

и верующего в честность промьшшенников русских, но почти всегда ошибающегося» саама-рыбалова от русских рыбопромышленников, приводящая их к нищете и разорению, становится определенным клише [Максимов 1890: 224; Антонов 1852: 200-201; Дергачев 1877: 64 и мн.др .]. Реальные же результаты взаимодействия саамского и русского хозяйственных образцов стали предметом активного изучения в работах первой половины XX в. [Алымов 1930; Чарнолуский 1930]. Наконец, если говори ть о субъективности оценок хозяйственной деятельности какой-либо группы, то небезынтересными для этнологического исследования являются примеры из этнографических текстов, затрагивающие вопросы взаимного восприятия и идентификации друг друга, в том числе по роду залягай, со стороны российских этнографов и саамов. М.М. Пришвин, говоря о впечатлении, которое он произвел на саамов, писал следующее: « Моя сверхъестественность для лопарей основана не на внешнем виде, не на костюме, не на образовании, а просто на неизвестных для них занятиях, противоположных их делу » [Пришвин 1982: 265]. Саами Аннушка с трудом верит А.Е. Ферсману, когда тот говорит, что у него дома нет оленей [Ферсман 1968: 105]. Если саамам сложно представить себе образ жизни представителя российской интеллигенции, не занимающегося ни рыбным, ни оленьим промыслом, то и авторы этнографических описаний, в свою очередь, даже при всем своем добром отношении к саамскому народу, не могут составить себе объективной картины их культуры, то угрируя в своих трудах тяшгы их быта, то недооценивая значение их занятий. Так, в восприятии В.И. Немировича-Данченко весь комплекс летней хозяйственной деятельности саамов сводится лишь к тому, что «лопарь ведет счастливую жизнь дикаря, которому можно есть до отвала и спать сколько угодно» [Немирович-Данченко 1877: 113], а по мнению АЛ. Ященко, «летом лопари большую часть времени бездействуют и сваливают ведение всего хозяйства и трудную pa6oiy на женщин» [Ященко 1892: 18]. Автостереотипы, связанные с занятиями своей культурней группы, заслуживают отдельного внимания. Например, В.А. Фаусек в этом контексте с иронией пишет, что, возможно, в глазах саамов любой исследователь выглядит как «барин, не интересующийся ни треской, ни сплавкой леса, собирающий какую-то никому ни на что ненужную дрянь и пользующийся при этом явным уважением со стороны местного начальства» [Фаусек 1891: 689]. «Обратные» представления саамов об исследователях воплощаются для них в собирательном слове «профессор», - «лигуле, весьма известном на берегах Белого моря и океана и присвоенный там всем натуралистам» [Там же]. На вопрос М.М. Пришвина о том, почему саамы называются кочующими, те отвечают: «А вот потому кочующие < .> что один живет у камня, другой - у Ягельного бора, третий - у Железной вараки. Весной лопарь около рек промышляет семгу, придет Ильин день - переселится на озера, в половине сентября - опять к речкам. Около Рождества - в погост, в пырт. Потому кочующие, что лопарь живет по рыбе и по оленю. В жаркое время олень от комара подвигается к океану. Лопарь - за ним. Так уж нам бог показал, он правит, он создатель» [Пришвин 1982: 266]. Таким образом, в этнографических текстах второй половины XIX - начала XX вв. можно наблюдать определенные стереотипы, связанные с представлениями о традиционном ведении хозяйства, и как следствие - с оппозицией оседлого и кочевого образа жизни. Причем идентификация по хозяйственному признаку в этнографической литературе осуществляется со стороны как российских исследователей, выступающих в роли познаюших субъектов, так и представителей саамской группы, культура которой служит объектом изучения. 105