Бороздин, В. М. Русское чудо : раздумья о прошлом и будущем / Владимир Бороздин. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2003. – 150, [2] с.

рии... Киношедевр Абуладзе стал памятником-символом всем диктаторам XX века. Прой­ дут годы, десятилетия, но по-моему, именно этот фильм будет самым ярким напомина­ нием людям новых поколений о том, какое это зверинно-античеловечное явление — то­ талитаризм. И мне подумалось: нам бы не сносить с площадей монументы — мрачные приметы прошлой жизни, как это стало модно, а бережно сохранять их, и они всегда будут напоминать людям о том, что никогда не должно повторяться. А может, ставить новые памятники не только героям эпохи, но и «героям» ушедшего времени, без которых история страны предстает не более чем сочиненный писателями и учеными миф. Не по­ жалеть бронзы, поставить, положим, где-нибудь посередине между Кремлем и нашим Белым домом памятник типичному герою нашего времени — реформатору России по­ следнего десятилетия XX века. На художественность не претендую, но по моему мне­ нию, это должна быть фигура крестящегося большевика, сменившего ружье на сотовый телефон, ведь если попытаться выделить основную черту победителей только что завер­ шившейся русской революции, самое ее точное определение — беспринципность. Но такой памятник еще подождет своей установки, а сегодня нет более серьезной и неотложной задачи для общества, чем защитить идею российской демократии от самих наших демократов. Требуется немногое: открыто признать, что в результате реформатор­ ских усилий власти в стране возникло не демократическое общество западного типа, об­ разом которого воодушевляли и вдохновляли народ на поддержку перемен, а карикатура на него. Не отважится нынешняя власть на такой шаг, как не отважились на подобное поздние коммунисты-реформаторы, которых наши же демократы и призывали к покая­ нию за репрессии и угнетение собственного народа в советский период. И за этим стоит нечто большее, чем субъективная позиция тех или иных вождей; нежелание признавать свои промахи, ошибки, грехи — черта преемственности худших традиций российской власти, независимо от того, как она именуется: самодержавная, коммунистическая, де­ мократическая... Не пойдет власть российских демократов на то, что стало бы актом доб­ ровольного отречения от социальных привилегий, жизненных благ для каждого власти­ теля, которые он зарабатывал не повседневным трудом во благо народа, а попросту при­ своил себе в недавние времена, когда в стране было позволено делать все, что возможно делать... Это означало бы, что пришлось признать и порочность наших доморощенных способов проведения реформ, когда правители, ссылаясь на демократические нормы За­ пада, проводят в жизнь лишь то, что ближе и удобнее их традиционному менталитету — свободу действий в смысле анархии в своекорыстных интересах — и совершенно помал­ кивают об ответственности перед страной, народом, которую они добровольно обязаны принимать на себя. Такова их полуправда, которая хуже откровенной лжи. Начиная реформы, мы погружаемся и тонем в политических и экономических част­ ностях и не задаем себе труда найти ответ на ключевой социальный вопрос: а что в прин­ ципе может измениться в системе отношений власти и народа в результате преобразова­ ний? И не замечаем или не хотим замечать очевидного, всем ходом российской истории подтвержденного факта: наша социальная система не меняется, а лишь видоизменяется, сохраняя свою сущностную многовековую основу. Оттого посаженные на ее стержень (так и хочется сказать грубо и нелицеприятно — на кол) реформистские нововведения выхолащиваются в своем рациональном содержании и либо предельно формализуются, либо приспосабливаются к запросам и интересам власти, что, впрочем, одно и то же. Понятие «демократия» как символ нынешних преобразований обросло у нас чем-то сермяжно дремучим, исходящим изнутри социальных противоречий нации и имеющим мало чего общего с устоявшимися цивилизованными представлениями. Почему-то сразу 6