Блинов Б.Н. На Востоке. Мурманский берег. 2003, Вып.8.c.144-171.

155 двадцатого века. По его доктрине сейчас живут. Китай не претендует на мировое влияние. Ближайшая цель добиться повышения благосостояния граждан. К 2010 году догнать по уровню жизни средние европейские страны. Так декларируется сейчас. Двери выходящих на улицу комнат превратились в лавочки, забе­ галовки. Торгуют кто чем может, в основном едой, морепродуктами, фруктами, овощами, забегаловки на каждом шагу... и парикмахерские. «Па­ рикмахерская и массаж» - написано по-русски. «Многостаночницы, - комментируют парни, - левой стрижет, правой массажирует». Никто их не притесняет, ни ограничивает, не давит идеологией. Во внутренней китайской жизни идеологии почти не ощущается, нет ни лозунгов, ни портретов государственных деятелей. По вечерам только около школ или на площадках собираются группы молодежи и производят какие-то странные телодвижения. Будто готовятся к коллективному выступлению. Так они изучают ушу. И мальчики, и девочки. Добровольно, без принуждения, никого из взрослых с ними нет. Китайские мадонны Китаянки рано стареют. Мао приучил их к аскетизму, непритяза­ тельности в быту, униформе, двухразовому питанию, и такой быт, види­ мо, нелегко им дается. У тех, кто постарше, - отчужденный, неподвижный взгляд, озабоченность на лицах и усталость, как у наших сегодняшних крестьянок. Молодежи такая жизнь не по нраву. По вечерам они собираются у дверей кафе, закусочных, потягивают пепси, пиво из банок, зазывают русских. Этакая провинциальная претензия на красивую жизнь, при­ ближенную уже и в фильмах, и по ТВ, и в «возвращенном на Родину Сянгане», как они называют присоединенный недавно к Китаю Гонконг. «О, Сянган!» - произносит Лили с восторженным придыханием. Спрашиваю: «Хочешь туда?». Лили закатывает к потолку большие глаза. Перебраться в Сянган - вожделенная, но труднодостижимая мечта. И виза стоит дорого, и оформление, как у нас было в капстрану. Лили неплохо говорит по-русски. Она содержит свой магазинчик недалеко от порта. К ней стекается весь портовый российский люд. Ей лет тридцать, у нее очаровательная улыбка, теплота во взгляде и голос нежный, как перезвон китайских колокольцев. Эмоции быстро меняются на лице. Хмурятся бровки от непонимания какого-то слова, при понимании - озаряет лицо улыбка. В ней нет пролетарской простоты и односложности, присущей большинству китайцев. И благородство чувствуется, и вну­ тренняя культура. Ни тюрьма, она сидела, ни культурная революция с этим ничего не сделали. Сейчас у нее муж и двое детей. Мать здесь же, в