Блинов Б.Н. Ой тё!

Ой тё! суетой, промедлением, мешающим им быстрее вернуться в долгожданный хлев и освободиться, наконец, от распирающего вымя молока. Усадьба выглядела как брошенная, валялся неприбранный инвентарь, стожок зеленел ущербным боком, у амбаров были открыты двери. Подзадержавшись у покалеченной машины, он еще раз оглядел полученные травмы и, перебарывая желание начать ремонт, понес пакеты на веранду. В кухонке царил хаос, на столе валялись недорезанные овощи, собранные вместе, как натюрморт, в кастрюле на включенной плитке выгорали остатки обещанного рагу. Вкусный запах горелого мяса и пряностей пробуждал аппетит. За молоком пошла, к М а тв е евым , и заболталась , раскрасавица, — догадался он. Обжигаясь, он поставил кастрюлю на стол и принялся выковыривать вилкой пригоревшие куски, но мяса почти не осталось, и, плеснув воды, он отодвинул несостоявшееся жаркое, выпил рюмку водки и захрустел огурцом. То ли стон, то ли ч е й - т о скулеж доносился неясно откуда. Голодные комары, изготовившись к ночной жизни, занудливо пищали и с нарастающим свистом , как мессершмитты , впивались в шею — дикие, деревенские, их даже «Раптэр»не брал, включенный в розетку. Только мухи от него присмирели, сидели на досках потолка и чистили крылышки, готовясь к ночному сну. Стон прекратился, донеслись невнятные шорохи, скрипы, будто еще одна странная жизнь завелась в стенах, прорывалась к нему, скреблась, но теперь уже ясно стало, что звуки шли из глубины дома, из —за двери, обитой войлоком. Его словно ударило изнутри, выступила испарина. Он сорвался с места и р асп а хн ул зимнюю дверь. Большое непонятное существо, цепляясь за кровать, пыталось подняться на ноги. Рядом, как лаз в преисподню, зиял черный квадрат, словно оттуда оно и вылезло. Он включил свет. — Господи, Ирина! Бормоча невнятные утешения, он осторожно поднял ее и уложил на койку. Сбегал, налив водки с тоником, придерживая голову, заставил выпить. 57