Блинов Б.Н. Ой тё!

Ой тё! С дворов и палисадов их оглядывали соседи, обиженные столь прозаическим исходом Витькиных метаний. Отыскивая Марину, он поставил на уши всю деревню, дал повод надеяться и теперь не должен был отступать. Тусклая жизнь, надломленная в труде и пьянстве, взывала к искусству, требовала театрального действа, разнообразия, взлетов, трагедий, если не своих собственных, то хотя бы от тех, кто на это способен. Витька не оправдал надежд. Не обращая внимание на злорадные усмешки соседей, не замечая их снисходительных, мутных, пренебрежительных взглядов и разочарования, они подошли к Витькиной калитке и, встреченные радостным лаем Руслана, поднялись на заднее крыльцо. — Погодь, — сказал Витька, словно очнувшись, отрезал хороший кус черняшки и вышел во двор. Руслан жил без привязи, но люди его не боялись, несмотря на грозный рык, — он сам боялся людей. Не подпускал их ближе пяти шагов. Витька в свое время отбил его от пришлых мужиков, которые батожили его в два дрына за к а к ую -то провинность. Пес уже бездыханным лежал, а осатаневшие гроты продолжали охаживать истекающее кровью тело. Весил он килограмм тридцать. Витька еле донес его до дома, с трудом выходил, но теперь не было у него на селе надежней друга. Витька размочил хлеб и с усилием повернул его морду в миску. Но Руслан не торопился брать еду, норовил лизнуть Витьку в губы, смотрел преданным грустным, как перед прощанием, взглядом и не отходил, словно понимал его состояние. Зубы, сволочи, ему все сломали, есть он мог только мягкую пищу. — Жри, псина, — легко шлепнул его по боку Витька, дивясь собачьему чутью. Люська не была в доме чужой, знала, где что лежит, и, когда он вернулся, нехитрая снедь на столе была разложена, хлеб порезан, самогон выставлен, а по экрану старого телевизора гуляли какие —то тени. — Не буду я, Люська. Все пустое. Только один предмет на столе привлекал его внимание — 45