Блинов Б.Н. Ой тё!

Борис БЛИНОВ но и понять не мог, для чего они предназначены. К а к и е - т о угольники с железными вставками, волнистые доски, скалки, свайки, хитроумные приспособления, невесть для чего, резные дощечки, напоминающие наличники, крюки, скобы, веретенца, обломки прялки. Самодельные санки, крепкие, надежные, вполне сгодились бы для зимней рыбалки, но никаких рыбацких принадлежностей он больше не обнаружил. Некоторые вещицы были такие добротные, крепкие, что он складывал их на кровати в надежде найти применение. Рукоятки их, отшлифованные чужими ладонями, тускло блестели и, казалось, хранили давнее тепло. Конскую упряжь, ремни и веревки он отволок в дровяник. Сепаратор, бидоны для меда перетащил к ульям, доверху занимавшим целый амбар , а с рамками, в изобилии валявшимися всюду, уже и не знал, как поступить, разве что пустить на растопку. Пропитанные пчелиным воском, они бы вспыхнули, как порох. Только первые две хрустнули под его пальцами, дальше духу не хватило. Он сидел на полу посреди комнаты, любовался странными предметами, пришедшими из другой эпохи, и недоумевал: сколько было этим вещам отдано терпения, любви, труда, сколько вложено изыска, умения, смекалки, художественного вкуса, и теперь именно ему суждено все это уничтожить. Он почувствовал себя варваром, вторгшимся в н е ­ знакомую жизнь. Но вместе с тем к ак им - то подсознанием ощущал, что жизнь эта не чужая, а его собственная, прошлая, и уничтожать ее приходится, потому что иначе — самому не жить. Не быт, не кров — целую цивилизацию уничтожаю , освобождая место для себя, — неожиданно пришло на ум. На кровати уж е места не оставало сь . Он с гр еб у т в а р ь в подвернувшийся мешок и скрепя сердце стал выволакивать ее на двор. Набралась большая куча, которую, пока дождь идет, можно подпалить и сжечь, не опасаясь соседской брани. Освободив койку, он перенес на нее новый матрас, бросил комковатую подушку, задвинул засов и лег для пробы, оценивая достоинства каюты. Сетка качалась, как батут, напоминая морские волны. Широкие доски потолка, почти черные, были гладко обтесаны, плотно пригнаны одна к другой, как палуба на ботдеке, и выглядели очень благородно. На переборках чуть 38