Блинов Б.Н. Ой тё!

Ой тё! самый раз. Замалинились они вчера с Витькой, точно. Долбаная деревня, посидеть, выпить с человеком и то нормально не получается. Голова гудела, как рында, донося отзвуки вчерашней пьянки. Кислый запах чемергена и лука преследовал с самого утра. Кто мог знать, что смесь чифиря с самогоном может оказать такое зубодробительное действие. — Я чуть не провалилась в туалет, — поджав губы, сказала Ирина. Он неприязненно посмотрел на ее мятое со сна лицо. Неделю уже не пахал ее, — подумал он. — Не пахал — и не хочется. Заснуть бы на месяц и проснуться прямо перед рейсом. Убраться бы к т а к о й - т о матери, от всех с глаз долой. Боковушку надо очистить, — появилась идея. Залезть туда, как в каюту, и закрыться на ключ, никого не видеть, не слышать, не разговаривать. Изба называлась «пятистенка». Пятой стеной, видимо, именовалась бревенчатая переборка внутри дома, отделявшая жилые комнаты от боковушки, узкого, как пенал, помещения, заполн енно го всяким хламом . Ее — то он и собирал ся приспособить для себя. Благо, оттуда имелся независимый выход на веранду и большое окно в торце, выходящее на Витькин дом. Ему представилось бледное Витькино лицо с жутковатой улыбкой и стало еще неуютней. Ох, Марина, ох, лиса — местная гетера. Дочь дяди Володи не такая уж бессовестная оказалась. Она оставила им три железные койки и шкаф. Одна из них находилась в боковушке — ржавая неподъемная кровать с панцирным матрасом и спинками, своим мрачным блеском напоминающими иконостас — столько было на них наверчено всякой блестящей мишуры. Такая же, помнится, была в их комнате сразу после войны. Шарики, блямбочки на ней отвинчивались и считались очень ценными игрушками. «Летит времечко —то, летит со свистом. И куда полтинник делся? Как обронил, не найти. У Витьки ходки по лагерям, у меня по морям. И название —то общее — плавать». Засучив рукава он принялся за работу. Столько здесь поднакопилось вещей крестьянского быта, что впору было музей открывать. Некоторым он не то, что названия не знал, 37