Блинов Б.Н. Шерше ля фам (Ищите женщину).

бугрились мышцы. Вдруг он оттолкнул меня и прохрипел: - Я свободный человек! Разбираться было еще рано. Я развернул его лицом к Сороке, наблюдавшему за нами, и сказал вежливо: - Я тебя об одном прошу: не трогай Людмилу. Этот орех тебе не по зубам. - Кого? Шалаву эту? - зарычал он. - Ах ты котяра! Ты, значит, ее пасешь? Я слегка дал ему коленом в пах и зажал руки: - Идем на воздух, здесь душно. Вдвоем в обнимку мы вывалили на крыльцо. - Чухна, тьг не за того меня принимаешь, - сказал я и отпустил руки. Морозный воздух освежал тело. Он стоял, покачиваясь с носков на пятки, и тупо пялил глаза. От него шел пар, как после бани. - Говори, сколько? На всех хватит. Ты всех здесь пасешь? Я любую могу, хоть в долларах, хоть в деревянных, - куражился он. - Богатый ты, - сказал я. - Щенок, красавчик! Что бы ты понимал! У меня полгода бабы не было! Щенком меня еще никогда не называли. - Слушай ты, колхозный бык! - произнес я внятно. - Дери ты хоть английскую королеву, а Людмилу не трожь. Русским языком тебе объясняю. - Нет, ее хочу. Она меня презирает, понял? Она презирает, а я ее трахну! - Успокойся, не трахнешь. - И ее трахну, и тебя, кот лизаный, сутенер! Терпение мое истощилось. Я подождал, пока он хавальник откроет и снизу поддел его за подбородок, чтобы он язык прикусил. - Ах ты ф-фука! - замычал он и стал сплевывать кровь. - Ничего, пройдет, не будешь распускать, - сказал я. - На вот, пожуй! Я наклонился к парапету снежку набрать, и тут меня словно кувалждой огрели. Я отскочил, принял стойку, а он прет, как таран, не закрывается. Кулак для замаха отвел аж за 208