Блинов Б.Н. Эти тёплые дни.

и кивнул Ваду на милую блондинку, чем-то похожую на Вельчинскую. — Нравится? Отстань, Мишаня. Ты что, совсем с круга съехал? - рассердился Вад. Трамвай тащился, как парализованный. Кондуктор попался какой-то ” с приветом” , старый дядька в тулупе, в проход высовывалась его нога в валенке с калошей. Он объявлял следующую остановку и потом долго, на весь прогон рассказывал, что находится рядом, если направо пойти, а если налево. Иногда он забывался и вообще не в ту степь заруливал, удалялся, бубнил себе под нос. ” Вот подали уже состав и Мишеньки-то нет. Нет сыночка, кричу диким голосом, по платформе мечусь, зову его, да разве там услышишь, такой ор, так голосят, как на похоронах. С чемоданами, с детьми грудными на двери кинулись, а там солдаты с винтовками и не пускают, ногами отпихивают, не тот состав. И хорошо, Мишень- ку-то я за заборчиком нашел, лежит, маленький, и сил нет подняться. ” Ехай, папка, говорит, ехай. Я еще полежу, устал” . Ох, горе мое горькое. А легкий-то был, как пушинка” . Трамвай притормозил, подъезжая, и кондуктор объя­ вил: ” Э то и называется, станция Кушелевка” . Слезы тек­ ли из его глаз, а он их не вытирал. У Вада что-то запершило в горле. Никто мужика не слушал. Лица у пассажиров были усталые, недобрые. Какая-то пожилая женщина его оборвала: — Ну что заладил, один ты, что ли, перенес. У всех горе. Кондуктор смотрел в окно и ее не услышал. Вагон качнуло, и мужик улыбнулся. ” А начальник-то цеха, Петр Трифонович Звягин отзывчивый был человек, прям от станка меня увел к себе и показывает два агромаднейших шкафа: Вот, говорит, раз руки у тебя золотые, ты мне это и давай, значит, сейфы эти отвори. Если откроешь, возьму на эвакуацию. Шутил, и так бы взял. А кому еще открывать, я хоть и на одной ноге, а все ж еще шевелился, да и по слесарной части...” Да замолкнешь ты наконец! — осерчала женщина. — Что ты душу мотаешь! Кроме нее никто, похоже, мужика не замечал, от него отводили глаза, будто стыдились чего-то или стеснялись. 134