Блинов Б.Н. Эти тёплые дни.

путь... Излишняя жестокость нам ни к чему, не то время на дворе, товарищи. Он улыбнулся залу по-свойски, как единомышленникам. Вад оглянулся и увидел, что отражение этой улыбки кое-где уже пробивается на лицах. Браво! — закричал Вад и начал аплодировать. Вслед за ним раздалось несколько громких хлопков и наступила гробовая тишина. Президиум замер, как в немой сцене, только по лицу Мурмана проскользнула гонкая ироническая усмешка. Вад поднялся и сделал шаг. Назад! Ни с места! — раздался зычный окрик райкомовца. Вадим, вам предоставляется последнее слово! —оповестил его Мурман. Вад остановился лицом к залу. Не надо, — сказал он. — Спектакль окончен. Спите спокойно, если сможете, конечно. И не думайте, что кого-то предали. Кроме себя — никого. Возмутительно! Какой наглец! — кипел райко­ мовец. А вы будете спать спокойно? — спросил его Вад. Райкомовец что-то зло и напористо сказал Мурману. Тот отрицательно покачал головой. Это не останется без последствий! — донеслось до Вада. Зал несмело гудел. Затянувшаяся пауза будто осла­ била поводок. Скрипели стульями, покашливали, шеп­ тались и старательно уводили от Вада глаза. "Ч т о же вы граждане?” — хотелось их спросить. Он был перед ними один, на скамье подсудимых. Но странно, все же не ощущал водораздела, непреодолимой преграды не было. Он вдруг поймал себя на том, что все они, волей судеб собранные в этой аудитории — и он сам, и зал, и даже президиум, в котором о чем-то спорили —все они одно целое, единое и нерасчленимое тело, и что бы с ним не сделали, как бы не отторгали, это единство выше всего, что сейчас происходит, и никакой силой связи не разорвать. Вад стоял в нерешительности, пораженный новым, необъяснимым ощущением. Садитесь, Вадим, садитесь. М ы еще не закончили! подталкивал его Мурман. 129