Блинов Б.Н. Эти тёплые дни.

1 Он приехал в Ленинград из теплого родительского гнезда, не ведая о тихой провинциальности родного Заполярья. И так все сразу совпало —и столица, и студенчество, и незави­ симость, —что свежий ветер всеобщего обновления не был им воспринят как нечто особенное. Развенчание культа на его неокрепшую душу не оказало сильного воздействия, ни­ какие основы порушены не были, просто восторжествовала справедливость, которая всегда была, есть и будет сутью нашей жизни. Теперь, когда правда сказана, можно и дальше жить в праведной, счастливой стране, самой справедливой из всех. С первых шагов в Ленинграде у него появилось устойчивое ощущение, что вся эта новая радостная жизнь определяется не общими причинами —не сверху идет и не внешними силами порождается —она оттого, что он, его ровесники вступили в жизнь. Раньше —не видели, не понимали, не знали, как нужно. А вот теперь пришли они, глаза открылись, и началось новое время, новый мир настал. Поначалу и названия журналов, которые у всех на устах были —«Юность», «Новый мир» —он воспринимал как определение времени, нечто сродни «Антимирам» Возне­ сенского, которые театр на Таганке привез в Ленинград. Каждая неделя приносила открытия. Рождались новые име­ на, запретные науки вторгались в жизнь и просветляли взгляд; создавались лектории, литобъединения, студии; книги, филь­ мы возбуждали жаркие споры; в филармонии исполнялись забытые симфонии; возродился «Великий немой». И над всем этим звучал неутомимый голос Евтушенко, который, казалось, лучше и громче всех выражал твои собственные мысли. Да, да, «телегу обижать не надо, телега сделала свое». Но и все, отстучала по булыжникам, протрясла и осталась сзади, а нам вперед шагать к ясности и правде, к глубине и честности наших дней. Новое-то ладно, ему положено поражать. Но Ширяев к сты­ ду своему понял, что он и классики-то толком не знает. Эрми­ таж, Русский музей ослепили его, тишайшие залы Публички 5