Блинов Б.Н. Эти тёплые дни.

Борис Блинов эвакуации были на удивление злыми, будто не в той же самой России мы спасались от войны, а въехали в другое государство: не немцы, а свои, русские, превратились в недругов. За два года не только у нас с братом не появилось доброго знакомого, но и у мамы не осталось в памяти ни одного имени, кроме, пожалуй, комиссара, который маму спас. Морозы были за пятьдесят, есть нечего, мама по двенад­ цать часов на заводе, а мы тут, хоть помирай, загибайся от голода. «Мне не сто г-вам, а двести!» —кричал мой картавый, голодный рот. Кусочек хлеба разрезали на две части, и моя тоскующая утроба была удовлетворена. «Не хочу в сьясли», —отбивался я от заточения, но меня усаживали в санки, укутывали с головой ватным одеялом и при лютом холоде увозили в темноту, в ненавистные «сьясли». Только холод и темень в памяти. Брат рассказывал: «Придешь за тобой, а ты сидишь в уголке, как умалишенный, никого не видишь, даже меня». Ничего не осталось, кроме ощущения всеобщей враждеб­ ности. Словно рождение запоздало на три года. Национальное единство, сострадание, чувство общности — в каком бы записном романе об этом прочитать? Немцы да­ леко, от них горы, Европа защищают. А здесь свои приехали, норовят от кормушки оттеснить —так, наверное? Никакой поддержки, помощи, товарищества. Какой-то феномен: ни дома, ни за границей с такой оголен­ ной неприязнью в людях мне больше встречаться не доводилось. Один раз только на Канарах на пляже сидели мы с ребя­ тами, пили пивко, отдыхали. И познакомились с пожилой милой парой, сносно говорившей по-английски. Разговор теп­ лее и откровенней становился. Мы уже пивком предложили им угоститься —они не отказались. И вдруг лица их окаменели. Они отставили бутылки, поднялись и, ни слова не говоря, пошли вдоль моря. Оказалось, кто-то из нас сказал, что мы русские. А они оказались из Федеративной Германии и, ви­ димо, память войны пропечаталась в них настолько сильно, что даже разговаривать с нами не могли. Но это понять можно, там разговор шел о бывшем враге, жизнь и смерть между нами стояла, сразу этого не забудешь. А здесь-то, в родном отечестве?! Одна из загадок, на которые до сих пор нет ответа. Поэтому, когда начинаются у нас на русской ниве всплески самовосхва­ ления, у меня встают перед глазами ядовитые дымы Березников, 264