Блинов Б.Н. Эти тёплые дни.

Морпехи не простужаются —Но вы же верите! Если не верить, зачем спрашивать? —Верю, конечно. Расскажи! —Это еще дома, после выпускного, —приободрился Миша. — Мы долго гуляли - солнце не заходит, можно хоть до утра. Костры жгли, песни горланили, ну и поддавали, конечно, тоже. Я уже под утро домой возвращался, довольный, поддатый, шел по мосткам через речку и вдруг слышу, будто хлопушку на берегу разрядили. И тут меня кто-то по руке —вжик! —как ожог. Ничего вначале не понял, а потом вижу —клок ваты из куртки торчит и кровью наливается. Я побежал скорей в поселковый медпункт, фельд­ шерицу вызвал. А у меня уже с пальцев капает. Она перевязала, велела ждать, а сама в милицию сообщила. Я им честно, как на духу, все рассказываю, а они не верят, все пытают, с кем поссорился, да кто на меня зуб имел. Целый день в кутузке продержали, пока маманя не пришла, не навела там шороху... И вот, снова не верят. «Да, теперь мать не поможет», —подумал Ширяев. —Ты, правда, видел, как колеса снимали? —спросил он. —Видел, те, с машины. Подошли двое и стали откручи­ вать, —уверенно ответил Миша. —Почему же ты их не остановил? —удивился Ширяев. —Не мог, —просто, естественно сказал Миша. —Вот видишь, а говоришь —как на духу. —Я честно говорю —не мог. —Почему —не мог-то? —недоумевал Ширяев. - Знакомые были? Начальство? —Ну, понимаете, не мог! —ни раскаяния, ни хитрости не было в его голосе, одна твердая убежденность. И Ширяев ему поверил —значит, не мог. Значит, вместо обыч­ ных человеческих понятий о чести и правде существуют для него и другие —матросские, флотские, определяемые службой. Эти, внутренние, для него важней, значимей. Власть извне была бессильна перед властью внутри солдатской жизни. —Ну не мог —значит не мог, —успокаивая, сказал Ширяев. —Знаете, я только теперь узнал, кто в меня стрелял, —охотно поделился Миша. —Катюха написала. Можете себе представить — Ванька Головенков! Она, оказывается, тогда еще ему призналась, что только со мной согласна. А он, дуролом этот, набрался до поросячьего визга и решил со мной рассчитаться. Во Отелло! Все равно сел, ему так, видно, на роду написано. Сзади замигал фарами «газик», гуднул сиреной. На спуске виден стал сворот на Северный. Ширяев сбавил ход. 179