Блинов Б.Н. Эти тёплые дни.

Борис Блинов Глава третья Водитель «КрАЗа», мрачный, огрузневший сверхсрочник лет сорока, сосредоточенно крутил баранку, не желая его замечать. Дорога была, как стиральная доска. «КрАЗ» жался к обочине, правыми колесами подбирал под себя брусничник, ягель, скреб бортом кустарник. Перед большими ухабами шофер резко тор­ мозил, по кузову прокатывался нарастающий грохот, и что-то мощно ударялось в борт, отдаваясь в спине. Казалось, что груз проломит борт и разнесет кабину вместе с пассажирами. —Закрепил бы груз, машину гробишь, —сказал Ширяев. Прапорщик вырулил на ровный участок, переключил ско­ рость и взглянул на Ширяева тяжело, презрительно. Он не одобрял пассажира. Даже не лично его, а всякого штатского, которого помимо воли подсунули ему в машину. Он видел в этом посягательство на свой авторитет. Знал Ширяев таких непробиваемых, задубелых сверхсрочников, которых распирало от собственной значимости и правоты. Малые звезды и боль­ шие возможности застывали на их лицах печатью тяжелого, подавляющего высокомерия. Перед ними и офицеры пасовали. «Оплот и надега флота, —неприязненно подумал Ширя­ ев. —Тоже, наверное, где-нибудь свидетелем проходит». Машина переваливалась на колдобинах, смачно оседала в ямы, брызги разлетались из-под колес, как от взрыва. Грохот в кузове прекратился, что-то визжало там, скрежетало с напряже­ нием, будто судовые кранцы между бортов. Ширяев любил смо­ треть, как их мотало на плаву при «хорошей» погоде, примерно так же, как его сейчас по кабине. Пружинистое сиденье под­ кидывало до подволока с шершавой, как наждак, обивкой, двер­ ная ручка мяла бок где-то на уровне почек, и камушки там уже начинали шевелиться, напоминая о себе тупой, ноющей болью. Проходила эйфория тундры. В каких бы условиях он там ни находился —мокрый, голодный, холодный —ни одна из болячек, которыми он уже обзавелся, не вылезала на свет божий. Какая-то неведомая сила будто забавлялась с ним, подбра­ сывала, толкала, ставила синяки. На прапорщика качка не действовала. Монолитная фигура надежно восседала на кресле, не смещаясь, не напрягаясь, без видимых неудобств. Могучие руки широко и свободно лежали на руле. Массивная голова срослась с туловищем и отдельно от него не шевелилась. Он представлялся каким-то идолом, материальным воплощением 134