Блинов Б.Н. Эти тёплые дни.

Борис Блинов в ухо каких-то капель. И наступила блаженная, ни с чем не сравнимая тишина. Док вытащил брюшко паразита, а голову и лапки не смог —сказал, само вылезет со временем. Но время шло, а оставшаяся часть не вылезала. Потом шуметь стало в ухе, и по вечерам голова была, как чумная. Ухо стало болеть, потекло из него. Док капли какие-то капал, компрессы ставил, но примочки его не действовали, все хуже и хуже становилось, поднялась температура. А ловили тогда недалеко от Кейптауна. Док сказал капитану, что надо на берег везти, иначе он ни за что не отвечает. Капитан сообщил в порт и получил оттуда добро на заход. Так Ширяев и оказался в кейптаунской больнице, в той самой, в которой профессор Бернард сделал первую пересадку сердца. Его быстро прооперировали, подлечили. В ожидании судна у него еще день свободный оставался, и он пошел в город. Редкое везенье для того времени, чтобы в чужом порту да одному погулять, и не без гроша —наш представитель вы­ делил сколько-то от своих щедрот. Ширяев ни сувениров, ни алкоголя не стал покупать, а сразу направился в книжный магазин и набрал там русских книг на все деньги: Авторханова, Солженицына, мемуары Хрущева. На судне потом он их особо не афишировал, но и не жадничал, близким ребятам давал почитать. А перед приходом, конечно, спрятал и благополучно принес домой. Но это последний рейс был. На стоянке вызвали его в органы и показывают бумагу, лучшим другом написан­ ную: «Почерк узнаете?» А там черным по белому: незаконно провез такие-то книги, высказывал антисоветские взгляды. Ширяев сидел как пристукнутый, только, помнится, подумал: «Зачем они его, друга этого, рассекретили?» Долго после этого он не мог на берегу прижиться, метался, места себе не находил —и запивать начинал, и жену бросал (или уж она его?), и в какие-то бражные дурные компании влезал, — пока после одной жутко темной ночи не укатил с со­ бутыльниками на рыбалку. Не подвернись случай, так бы и не вспомнил, что в нем такая страсть посеяна. Может, и не пол­ ностью рай, но какой-то заменитель ему нашел. Подуспокоился, ожил человек, одумался. Из компаний осталась только рыбацкая, дома все как-то склеилось, да и на работе пошел в гору, ну не в гору —в сопочку... В общем, стал он приличным семьянином и добропорядочным гражданином отечества. И то сказать, за тридцать давно перевалило, пора за ум браться. «Самиздат», 128