Блинов Б.Н. Эти тёплые дни.
Борис Блинов Малкин выпрямился и испуганно замотал головой: —Никак нет! —То-то же, —удовлетворенно произнес Кафтанов. —А ну, марш на улицу!.. Сам же больше всех виноват. Фактически он один и виноват, —доверительно пояснил он Ширяеву. —Ладно, Юра, —сказал Ширяев. —Все мы так или иначе в чем-то виноваты. Непонятно почему слова его успокоили капитана. Малкин стоял нерешительно, с веником и совком в руках. —Не гони его, там дождь. —Пусть остается, —милостиво разрешил Кафтанов. Руки у Малкина были, как у Ширяева после тундры, — кожа грубая, в широких влажных трещинах и почти черная от въевшейся грязи, следа от курева на ней не различишь, но запах, раздражающий, горьковатый, определенно в будке при сутствовал. —Простыл, что ли, Вадим Дмитрич? - спросил Кафтанов. —По табачку грущу... Искупался на Кумужьих. Малкин, словно фокусник, провел рукой над печкой и дос тал надорванную пачку «Примы». Стянув с себя влажную телогрейку, Ширяев сел на тапчан, покрытый какой-то дерюжкой, и осторожно, чтобы не высы пался, стал разминать хрустящий табачок. Набивка была плот ненькая, в самый раз, сытно, хорошо пахла. Сигарета представ лялась ему ценностью, которую сравнить можно разве что с рыбой, находящейся в рюкзаке. Это были значительные, нас тоящие ценности, не имеющие эквивалента, они сами являлись основополагающими для определения времени, труда, усилий... Терпкий дым ободрал гортань. Комната качнулась, налилась туманом. Тихое хмельное блаженство окутало его, и он поплыл, не чувствуя своего тела. Когда откатилась шалая волна, до него донесся раздра женный голос Кафтанова: —Два раза, шельмец, проехал туда и обратно. Сказал, что к рыбакам за наживкой. Знаю я его наживку, у него испокон веку одна снасть —квадратная. —Браконьер? - поинтересовался Ширяев. —Порогин-то? Первостатейный. Он мне как-то признался, что, если три дня сеть не поставит, у него на теле сыпь выступает. —А кто он такой? —Я же говорю, прапорщик наш, Порогин. Чую, его рук дело. 118
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz