Блинов Б.Н. Эти тёплые дни.
Борис Блинов было. Он вдруг поймал себя на том, что все они, волей судеб собранные в этой аудитории, —и он сам, и зал, и даже пре зидиум, в котором о чем-то спорили, —все они одно целое, единое и нерасчленимое тело, и что бы с ним ни сделали, как бы ни отторгали, это единство выше всего, что сейчас происходит, и никакой силой связи не разорвать. Вад стоял в нерешительности, пораженный новым, не объяснимым ощущением. — Садитесь, Вадим, садитесь. Мы еще не закончили! — подталкивал его Мурман. Уходить было жутковато, словно первый раз прыгать в ледяную купель. —Мне каяться не в чем, и вы это прекрасно понимаете... Бог вам судья, —сказал Вад и пошел на выход. Не доходя до двери, он увидел, как с верхнего ряда, качая тяжелым портфелем, к нему спускается Мишаня. «Обманул, все же, меня, шельмец!» —не то удивился, не то обрадовался Вад. Тяжелая дверь на амортизаторе мягко и плотно запечатала институтский корпус. 12 Свежий холодок приятно остужал разгоряченную голову. Мол ча они свернули в парк и пошли незнамо куда по скользким, раскисшим дорожкам. Под деревьями кое-где еще лежал снег, пожухлая прошлогодняя трава нищенски высовывалась из земли, а рядом уже набухали плотные, как побеги лука, молодые всхо ды. Пахло сыростью, прелым листом, просыпающейся землей. В голове была звонкая пустота. Ни думать, ни вспоминать, ни разговаривать не хотелось. Просто идти вот так, вдыхая весен ний воздух, поглядывая на деревья, на птиц, прыгающих по веткам, проникаясь тихой лесной жизнью. Еще бы выпить перед тем, как громыхающий трамвай отвезет его к Лорке. Они дошли до пруда, до мишаниного Иордана, и остано вились на крутом бережке под сосенкой, на оттаявшей поляне. Лед был темный, набухший, его вспучило посередине, казалось, поверхность пруда выписана по земному радиусу. —Надо бы крышку в кустах припрятать, а то отнесет, не найдем потом, —сказал Мишаня. —А чем ты его долбаешь? У тебя пешня есть? —спросил Вад. 100
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz