Блинов, Б. Н. У каждого свой рай : сборник повестей и рассказов / Борис Блинов. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2024. - 267, [1] с. : ил., портр.

Bad Ширяев 33 И она запела: Эх, дороги, пыль да туман , Холода, тревоги да степной бурьян... Ваду нравились песни быстрые, а медленные он не любил, от них ему становилось грустно и хотелось плакать. Плакать он стыдился, но все равно управлять собой не мог. Ему казалось, что это как бы не он плачет, а что-то копится, копится, нагружается и вот переполнилось, оттого и льется. Эта песня Ваду тем и нравилась, что она его жалела: временами грустная была, и Вад уже чувствовал, как голова начинает наполняться, тяжелеть и воздуху хочется побольше вдохнуть, но тут сразу — эх! — дорога быстро помчалась, закружилась, и Зинка начинает приплясывать, притопывать каблучками, весело становится и легко. Зинка очень громко, красиво пела. Ей сильно хлопали, и Вад тоже, от удивления все ладони себе отбил. Он думал, что она только наряжаться может, а она, оказывается, настоящая артистка, и про это никто не знал. Зинка раскраснелась, стала красивая. Она несколько раз поклонилась и пошла со сцены, подметая платьем пол. «Хоть бы платье поддёрнула, — пожалел ее Вад. — А то завтра опять какая-нибудь тетя скажет, что она неряха». Потом еще прямо из зала выходили взрослые и пели разные песни, и грустные, и веселые, и боевые, и шуточные — Ваду все песни сегодня нравились. А одна у него была самая любимая из всех. Он ее с первых звуков узнавал, сразу оставлял свои занятия и в нее погружался. И вот вышла Мария Степановна из десятой комнаты и тихо сказала: «Тёмная ночь». По залу будто ветерок прошелестел. Вад толкнул Зосима Петровича и радостно закивал ему. Тот его понял и тоже кивнул. Одного про эту песню Вад объяснить не мог: кто это к ним пришел, всё увидел и так правильно рассказал — он не сомневался, что песня про их семью, про Ширяевых. Он давно решил, что, когда вырастет, купит патефон, эту пластинку и будет слушать, слушать ее без конца. Только вот иголок где бы достать? Заиграл баян, и свет сразу погас, по небу стали