Блинов, Б. Н. У каждого свой рай : сборник повестей и рассказов / Борис Блинов. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2024. - 267, [1] с. : ил., портр.

Bad Ширяев 23 Женщины становились добрыми, мамы доставали еду, чего, мол, ее хранить, говорили, трахнет и костей не соберешь, а она останется, ешьте, дети, на здоровье. Но Ваду казалось: никто не верил, что трахнет, просто им стыдно, что они боялись неизвестно чего, и теперь подлизываются. Дети, конечно, ели. Вад всегда сытым домой возвращался. А мама столько вещей с собой приносила, что обратно за раз поднять не могла и ей приходилось снова спускаться. Вад иногда ходил вместе с ней, помогал, а Алка —никогда, ей надо уроки готовить, потому что она училась в восьмом классе и была отличница и красавица, за это ей многое прощали и никогда не наказывали. А она пользовалась этим и, как говорила мама, совсем отбилась от рук. Вад лежал в своей постельке, вспоминал последнюю тревогу и жалел, что объявляют их все реже и реже. Не то чтобы без них скучно, развлечений и так хватает, но все развлечения от тебя самого зависят. А тревоги были из другой, большой жизни, которая катилась сейчас где-то по Европе и гремела последними залпами, и Вад через тревоги в ней участвовал. Вад спать не любил. Жизнь казалась ему такой интересной, что он не понимал, зачем надо ее оставлять и на восемь часов погружаться в темноту. Когда он просыпался вместе со взрослыми, ему сразу хотелось кричать, петь или прыгать. Он быстро вскакивал и бежал умываться, фыркал, плескался, как взрослый, и папа звал его енот-полоскун. Потом надевал противный лифчик с резинками и всё остальное и садился к столу — всё как папа делал. Только у папы были не чулки с лифчиком, а носки, и застегивались они широкой резинкой с крючком под коленом. Поэтому папа быстрее собирался и уже успевал накрыть на стол. Если Вад просыпался раньше взрослых, он никого не будил, лежал, вспоминал или планировал. Взрослые поздно ложились, уставали, они все уже про жизнь знали и, когда вставали, не очень ей радовались. Темноты Вад не боялся, просто она ему меньше нравилась — ни побегать, ни поговорить, будто он один в целом доме. Остальные лежат неживые, каждый в своей темноте, не думают, не видят, не чувствуют, только сопят вдве дырочки. Папа сопит чувствительно, как серый волк. Медведь, конечно, добрее, но папа худой, мускулистый, как волк. Волки тоже бывают ничего,