Блинов, Б. Н. У каждого свой рай : сборник повестей и рассказов / Борис Блинов. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2024. - 267, [1] с. : ил., портр.

178 Борис Блинов «Значит, всё, абсолютно всё у них настоящее, и чувства, и увлечения, и дела. А он... Куда же ему теперь со своим недоверием?» Шидловский сразу поднимался на недосягаемый пьедестал. —Где, в каком журнале? —спросил он. —Интересный? Полина ответила, что сама еще не читала. У Шидловского на работе неприятности, и он куда-то исчез вместе с романом. —Так роман-то где? Скажи, я достану, —теребил ее Вад. —Ой, такие дела, такие дела закручиваются! Расскажу при встрече, — как-то таинственно произнесла она. — Заходи, милый друг. Я тебя целую и люблю. «Какие дела? Что за дела там?» — думал Вад, отходя от телефона. Если у него и были на работе неприятности, то напечатанный роман сразу его над ними возвысит. На работе с писателем должны теперь считаться. Настоящий писатель! Ай да Шидл, ай да молодец! Написал все-таки. Какой мужик мировой. Тихо знай себе работал да шуточки шутил. «Хорошего человека должно быть много», — вспомнил Вад и улыбнулся. Про свои дела он так ничего ей и не сказал. Не принято как-то было лезть к ним со своими бедами. А тем не менее у Вада тоже закрутка произошла, совершенно для него неожиданная. Петиция, которую он зачитал группе без вводных слов, вызвала всеобщее недоумение. Когда народ понял, что это не очередной розыгрыш, все в голос принялись отговаривать Вада от «дурацкой затеи». Официальное объяснение всех вполне удовлетворило —у нас никакого национального вопроса нет и быть не может, а то, что в строящейся Польше он не решен, ни у кого не вызвало сомнений. Напрасно Вад пытался пересказать разговор со Збышеком. Збышек не был ни для кого авторитетом, скорее наоборот, не на ту мельницу лил воду. Больше всех Аркаша усердствовал. К удивлению Вада, у него вдруг голос прорезался, и народ его слушал. Вад оставался в абсолютном меньшинстве. Даже его отчаянное решение передать бумагу в деканат с одной своей подписью не возымело почти никакого действия. Один Вилька Глинский, словно голову дал на отсечение, произнес с горестным вздохом: «Хрен с тобой, пиши и меня, вместе гореть будем». Так, за двумя подписями, бумага и попала в деканат.