Блинов Б.Н. «Не пропадёт ваш скорбный труд». АСТЭС, 2005, c.152-179.

Лявданский общества не чурался, но близких знако­ мых в городе у него почти не было Попытка создать даже институтский дружеский круг ни к чему не привела. Вна­ чале ему мешали затесавшиеся туда кагебешные посланцы. Одно время они очень крепко его обсели и прилично пор­ тили кровь. Сослуживцы попадали в его компанию по боль­ шим праздникам, но близких симпатий он ни к кому не испытывал. Такое состояние не приносило ему радости. Иногда он жаловался: «Я ведь разве так хотел здесь жить! Никогда не думал быть анахоретом, мечтал, что салон у меня будет, лучшие люди соберутся». Человек макси­ мальных требований, многого он очень хотел от города. Не сразу пришло понимание его интеллектуальной значимости не только в городе, но и в институте. Своя мурманская, «ковровая» среда активно сопротивлялась его правлению. Он был инородным телом, и его выталкивали, как только могли. Кроме того, свои «ковровые» (как говорят в цирке о местных) связи, основанные, может быть, и не на открытой корысти, но на компанействе, на ощу­ щении всесильности своей в жизни города и института с появлением Лявданского были у многих ущемлены. Он уже и отпуском своим жертвовал, чтобы самому в пору приема присутствовать. И верных людей назначал в приемную комиссию. Все равно его обходили, и блатной прием существовал, потому что он коренился уже не в ру­ ководстве, а в самой структуре жизни города и избавиться от него было невозможно. Жили люди, как привыкли, и не видели в этом большого греха — своему ближнему помочь. «Не текло — и никогда не потечет,» — часто вспоминал Лявданский фразу из платоновских «Епифан- ских шлюзов». И словно наперекор всему под вечер, зимой, когда за окном беспросветная полярная темень, повторял всему свету и себе неизменные пушкинские строчки: «Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье...» 175