Берлин, В. Э. Хибинское эхо ГУЛАГа / В. Берлин // Культурологический альманах АСТЭС / Ассоц. творч. союзов. – Мурманск, 2008. - № 5. – С. 7-77.

Хибинское эхо ГУЛАГА — Ну, его ты тоже подкупил, —последовал ответ. Я больше ни слова не сказал. Обвинения были абсурдны. Я еле дошел до камеры той ночью. В допросах наступила двухне­ дельная пауза. Кто-то, видимо, поехал за объяснениями других партизан. Был конец апреля. Я пожаловался врачу на боль в груди. Женщина-врач даже не осмотрела меня, дав стакан какой-то кислятины: — Свободен, все хорошо. Даже женщины были здесь бессердечными. Ладно, мне хоть дали спать по ночам в эти две недели. Все время хлопали двери камер и хрипели замки. Людей водили на допросы и назад. Все развлечение было вынести парашу. Пока я сидел, много размышлял о моих товарищах-комму- нистах, что сидели в окружной тюрьме Вадсё еще до войны. Среди них был теперешний депутат Стурьтинга (парламента) Готфред Хёпьвольд. Он просидел там две недели и, выйдя, на­ писал статью в «Будущее Финмарка» о тяготах и плохих ус­ ловиях содержания. Ему бы посидеть здесь — в следственной тюрьме НКВД. «В углу камеры был туалет», - писал он. Я с тоской посмотрел на мою парашу, выливающуюся раз в 3—4 дня и такую тяжелую, что я едва поднимал ее. Я уж не говорю о пытках и недоедании. Потом я вспомнил ребят, что сидели в Ботсфенгсель в 1931- ом. Они даже пополнели там за время своего пребывания. В ни­ щей Норвегии политический арестант мог поправиться в капита­ листической тюрьме, а в СССР коммунист был на грани голодной смерти в холодной голой камере. Понимание сути коммунизма понемногу приходило ко мне —голод очень этому помогал. Одиночество становилось невыносимым —ведь не было да­ же допросов. Общение ограничивалось разносом пищи. Я целы­ ми днями пялился в стену. Я чувствовал необходимость общения. К счастью, вскоре я был переведен в камеру, где сидели трое: русский, татарин и украинец. Я не понимал ни слова, но это были живые люди, какая-то компания. Время пошло быстрее. Однажды нас всех выгнали из нашей камеры в соседнюю, где мы были побриты и тщательно обысканы. Вернувшись в свою 47