На траулерах в Баренцовом море: 25 лет советского рыболовного тралового флота. Москва; Ленинград, 1946.

Я был рад-радешенек. Кто из ребят, наслушавшись рассказов бывалых моряков, не хотел побывать в море! Отец, конечно, не разделял моего восторга. Но в семье, кроме меня, было еще двое малышей. Отцу не разорваться. Невелик, правда, заработок зуйка, но лишний рот уйдет из семьи на лето, и то выгода. Я многое забыл с того времени, но первый рейс на Мурман крепко засел в моей памяти. Мы шли на пароходе «Кереть». Я ждал, когда же покажется море. И вот оно открылось передо мной. Над пароходом с криком кружились чайки, но я не смотрел на них. Все мое внимание захватили большие, никогда не виденные раньше і іо л н ы . Я, не отрываясь, смотрел, как они набегали на судно, ударялись о борт и, разлетевшись белыми брызгами, откатывались назад. Пароход то поднимался на волну, то падал вниз. От отца и старшего брата мне было известно, что море «бьет», то есть укачивает. Я ждал, когда же это начнется со мной, но меня почему-то не укачало. «Кереть» бросил якорь у Святого Носа. Здесь останавливались в ту пору многие суда, идущие к Мурманскому берегу. Новичкам в этом месте давали «поморское причастие»; у рыбаков было поверье, что если выпить у Святого Носа стакан морской воды, то никакая качка в море тебя не возьмет. Меня тоже «причастили». С трудом я проглотил два глотка горько-соленой воды и после этого считал себя настоящим «морским волком». Плавать мне в тот раз почти не пришлось. Лишь два или три раза отец брал меня с собой в шняку, а остальное врігмя я нахо­ дился на берегу. Одним словом — зуек. Кто из поморов моего поко­ ления не прошел этой начальной школы рыбного промысла! Пока взрослые ловят рыбу, зуек варит для них уху и кашу, но основное его дело — отвивка тюков ярусной снасти и наживка крючков. З а эту работу платили деньги. Я получал по две копейки за тюк. Так прошло лето. А на следующий год отец простудился, захво­ рал и умер. Я да брат, что был старше меня на два года, остались единственными кормильцами семьи. На этот раз я не пошел в зуйки, а подрядился к хозяину Пота- шову на шняку, которая занималась перевозкой рыбы. Мне было положено за навигацию 5 рублей деньгами, бочка голов трески, да сверх того в подарок от хозяина шерстяная рубашка. Так началась моя жизнь в кубрике. Деньги, получаемые в за­ даток, я оставлял матери; осенью привозил домой бочку тресковых голов. Зимой, когда промысла не было, брат работал по хозяйству, а я — на почтовой станции. Так и перебивались с хлеба на воду. Когда подрос, мне стали платить за навигацию по 10 рублей. Начало империалистической войны 1914 года застало меня на боте. Мы шли вдоль берега, как вдруг показались военные суда. Не знаю, чьи они были, но только наш бот завернул в становище Золотая. Других, более ярких впечатлений война у меня не оставила Но вот закончилась война; в стране произошла Великая Октя­ брьская Социалистическая революция, а я все курсировал на парус- 280