Энгельмейер, А. К. По русскому и скандинавскому северу. Путевые воспоминания. В четырех частях / А. Энгельмейер. – Москва : Типография Г. Лисснера и А. Гешеля, 1902.

— 199 — Къ вечеру наплывъ гуляющихъ въ Кранцѣ все возрасталъ. Публика прибывала на поѣздахъ, на экипажахъ и на велосипедахъ изъ Кёнигс берга. Въ ларкѣ зазвучала роговая музыка. Я направился туда. Сравнивая нѣмокъ съ ихъ сосѣдками и даже сродственницаші скандинавками и датчанками, я пришелъ окончательно къ заключенно, что первыя, несмотря даже и на миловидность и на красоту, которая у нихъ иногда встрѣчается, носятъ на себѣ какой-то отпечатокъ приторности, непривлекательности, нескладности .и безвкусицы. Даже костюмы ихъ менѣе симпатичны, нежели у ихъ сѣверныхъ одно- племенокъ. Въ публикѣ нѣсколько разъ слышалъ русскую рѣчь. Обратившись раза два-три къ говорившимъ по-русски нянямъ, гимназистамъ и сту- дентамъ, я однакоже убѣдился, что все это были лишь русскіе евреи. Евреевъ же вообще съ приближеніемъ къ нашей границѣ все вид- нѣлось больше да больше. Вечеромъ на набережной было многолюдное гулянье съ музыкой. Прибрежные рестораны, курзалы и павильоны были весело освѣщены, и биткомъ набиты публикою. Электрическіе фонари набережной освѣ- щали ярко нарядныхъ гуляющихъ. Я долго сидѣлъ здѣсь, осматривая публику. Ко мнѣ робко подхо дили и неувѣренно заговаривали со 'мною давишніе молодые евреи. Но сознавая въ себѣ ихъ притѣснителя, каковыми мы являемся отно сительно всѣхъ нашихъ подчиненныхъ народовъ, я себя чувствовалъ съ ними уныло и неуютно. Къ полночи разошлись всѣ гуляющіе по домамъ. Набережная опу- стѣла и стала темнѣть. Фонари на ней гасили. Ночь была чудная, теплая, звѣздная. И мнѣ пришла фантазія провести ее на берегу моря, на воздухѣ. Я долго шелъ вдоль дюнъ, наконецъ остановился и легъ, завернувшись въ свой резиновый плащъ. Картина ночи была такъ прекрасна, съ миріадами звѣздъ на тем- номъ, мягкомъ небѣ, съ тихимъ, еле шуршавшимъ моремъ, съ гасну щими огоньками вдали по берегамъ и въ самомъ Кранцѣ, что трудно было заснуть. Фантазія бодрствовала усиленнѣе обыкновеннаго. Въ нее тѣсннлись образы прошлаго. Передъ глазами проносились и страш- ныя и свѣтлыя видѣнія прошлаго, проходили злые и милые образы. Грусть и тоска воспоминаній тѣснили уставшую грудь. Сожалѣнія и раскаянія давили ее и выжимали на глазахъ запоздалыя, безплодныя и безсильныя слезы... Нѣсколько разъ засыпалъ я и безъ конца просыпался. Резиновый плащъ оказывался не особенно удобнымъ одѣяломъ для сна. Онъ