Харузин, Николай Николаевич. Русские лопари : (очерки прошлого и современного быта) / Николай Харузин. – Москва : Высочайше утвержденное Товарищество Скоропечатни А. А. Левенсон, 1890. – 472 с., [4] л. ил., [1] л. карт. – (Известия Императорского Общества любителей естествознания, антропологии, этнографии, состоящего при Императорском Московском университете ; т. 66. Труды этнографического отдела ; т. 10).

зовыиъ сучкомъ и изъ нихъ образуется тупа. В ъ ней вотъ ты и живи, да еще возьми вотъ эту сонную спичку. “ Лягушка съ д-Ьтьми съела старуху. Дочь ея сделала какъ ей приказывала старуха. Собравъ кости она ударила Остроглазку по спине и у ней выпала по­ следняя кость; Остроглазка сказала: „придетъ время и до тебя—тогда полакомлюсь,“ но она съ костями добежала до луга, где течетъ речка, положила кости матери на землю, ударила но нимъ три раза и образовалась тупа. Лягушка съ детьми скоро спохватилась стару­ хиной дочери, побежала за ней въ погоню и наконецъ нашла ее. Лягушка сперва послала къ ней перваго сына, узнать, какъ она живетъ. Онъ нашелъ ее и попросился у нея отдохнуть съ дороги. Та узнала его, по все-таки напоила, накормила его и уложила его спать, при этомъ сказала ему: „н еще поищу у тебя въ голове вшей" и стала искать въ голове; въ это время, будто нечаянно уколола его въ глаза и уши сонною спичкою, которую ей дала мать; вследетше этого онъ ослепъ и оглохъ. Старухина дочь въ это время играла съ солнцемъ и вышивала поясъ серебромъ и золотомъ. Вечеромъ сынъ лягушки проснулся, и она отправила его домой. Придя къ матери, онъ сказалъ: „бабкина дочь живетъ хорошо и была добра ко мне. “ О лшзни же ея ничего больше сказать не могъ, и лягушка сказала ему: „дали тебе имя пень— и справедливо." На другой день лягушка послала втораго сына и съ нимъ бабкина дочь сделала тоже что и съ первымъ. Лягушка услышавъ это, разсердилась и сказала: „хомутъ ты, хомутомъ и останешься.1 Натретй день лягушка послала къ бабкиной дочери Остроглазку. Съ ней бабкина дочь поступила также какъ и съ сыновьями лягушки: она уколола ей глаза и уши, и она перестала ви­ деть и слышать. У Остроглазки-л{е были еще flpyrie глаза на затылке, и она ими во время сна видела, что бабкина дочь играла съ солнцемъ и вышивала поясъ серебромъ и золотомъ. Передъ вечеромъ она встала и пошла къ матери и все разсказала ей. Ля­ гушка поблагодарила дочь, и черезъ ночь они решили покончить съ бабкиной дочерью. Та предчувствовала это, перевязала себя поэтому поясомъ подъ платьемъ, и спрятала у себя и сонную спичку. В ъ косу она себе положила на всяий случай ножичекъ. Утромъ лягушка съ детьми вломилась въ тупу бабкиной дочери, связали ее, зашили въ нерпичью шкуру, снесли къ морю и бросили ее въ воду. Остроглазка въ это время, и закричала: „девкиной то избы и не стало.1 Лягушка сказала: „поздно увидела— она те­ перь уже далеко/1 Пошли они ходить по лесамъ и болотамъ и теперь, вероятно, ходятъ. Бабкину дочь принесло волнами къ берегу. Она распорола ножикомъ кол:у, вы­ шла на берегъ и пошла куда глаза глядятъ. Дорогой она питалась ягодами и наконецъ пришла къ какому то дому. Зашла въ него—везде пусто, только крови на полу налито, словно озеро. Два раза она вычерпывала кровь, по кровь опять выступала. Наконецъ после третьяго раза крови не стало совсемъ. Она вымыла избу и захотела есть. По­ смотрела, нетъ ли чего въ доме: увидела за печкой резки (родъ леиешки), взяла одну изъ нихъ, отломила кусокъ и поела. Ей было страшно отъ того, что въ избе была кровь, и чувствовала она себя ие хорошо. По ея мненио изба принадлежала людямъ убитымъ, которые по ночамъ нриходятъ сюда и режутся, отчего на небе и сполохи являются. Она обратилась на всякШ случай въ веретено. Черезъ день пришли въ домъ каые-то люди и сказали: „здесь былъ человекъ-женщина, но ее не видно". Все взяли но резке и увидали, что у одного хлебъ иачатъ. Звали его Найнасъ. Они и сказали: „Найнасъ»