Немирович-Данченко, В. И. У Ледовитого океана : роман из жизни на Крайнем Севере. В 5 ч. Т. 2. Ч. 4-5 / [соч.] Вас. Немировича-Данченко. - Санкт-Петербург : Типография В. В. Комарова, 1892.

— 406 — какой-то—должно быть, раздалась и сомкнулась вода. И опять дишина. Проклятая тишина, хуже бури, хуже рева валовъ и грохота грома томить она живую душу. — Близко, должно быть!—утѣшаетъ себя старикъ Дрей еръ.—Близко. Скоро найду ихъ. А ноги болятъ. Все тѣло одерѳвенѣло. Даже грудь ды- інетъ какъ-то механически. До того отуманила его ходьба по горамъ, что кажется, будто идетъ это кто-то другой, и больно кому-то другому. А онъ самъ только и чувствуетъ, какъ зво нить въ головѣ и въ ушахъ раздается шумъ, тотъ загадоч ный шумъ, что рождается внутри насъ въ минуты самаго полнаго затишья кругомъ, — тотъ шумъ, въ которомъ, ка жется, сливается и дрожаніе невидимыхъ нервовъ, и дви ж е т е крови по тончайшимъ сосудамъ. А нужно идти, нужно. Чувствуетъ старикъ, что силы его падаютъ, что, пожалуй, запропасть придется въ этомъ царствѣ тумана. Крикнулъ-бы еще разъ, да изъ горла какое-то нечеловѣческое хрипѣньѳ івырывается. Слова даже не скажешь вслухъ, все садаѣетъ іВнутри. И ыысль не шевелится. Такъ, вертится какоѳ-то дредставлоніе въ мозгу, и оторваться отъ него нѣтъ силы. Оступился о камень—и звучитъ внутри, неслышимо звучитъ слово’ «камень, камень». До боли надоѣдаѳтъ, а не прого нишь. Точно мозгъ самъ по себѣ, а человѣкъ тоже самъ по себѣ. И дѣлаѳтъ мозгъ, что хочетъ, и воли нѣтъ. Вотъ, на* примѣръ, съ чего-то пришло ему въ голову, что онъ умереть долженъ, и говорить онъ мысленно: «умру, умру», и странно, что сознаніѳ это, если только это сознаніе, не связано ни съ чувствомъ ужаса, ни съ сожалѣніѳмъ, ни съ жаждою жизни, точно умирать будѳтъ не онъ, не старикъ Дрейеръ, что сорокъ лѣтъ по морямъ ходить, что теперь перебира ется со скалы на скалу, а кто-то другой, совсѣмъ даже не дорогой ему, незнакомый вовсе. Льется по лицу потъ — Дрейеръ не стираетъ его. По отмели въ водѣ идетъ — и на берегъ выйти не старается. Да что-же это будетъ, наконецъ? Онъ, пожалуй, и остановился-бы отдохнуть, да какъ ни при тупила его усталь, одно сознаніе живетъ въ немъ, отчетли вое, ясное,—понимаетъ старикъ, и притомъ какъ-то меха нически понимаетъ, что остановись онъ теперь, присядь от дохнуть—до утра пролежитъ, а, пожалуй, и больше. Ноги носить перестанутъ, разомъ упадутъ силы. Теперь идетъ, какъ заведенная машина, а останови ее — и колеса больше не повернутся, и весь механизмъ замретъ. Онъ даже шелъ все быстрѣе, точно кто-нибудь другой двигалъ имъ. Туманъ одинаковъ вездѣ. Заберется наверхъ, на скалы,