Немирович-Данченко, В. И. У Ледовитого океана : роман из жизни на Крайнем Севере. В 5 ч. Т. 1. Ч. 1-3 / [соч.] Вас. Немировича-Данченко. - Санкт-Петербург : Типография В. В. Комарова, 1892. - 268 с. - На тит. л. ошибочно: "Часть 1-я и 2-я".

229 — — Не приводилось. Письмо тоже было. - — Письмо?—оживился дѣдко. — Отъ сестры... Да что!—-И онъ махнулъ рукою. — Дурное что? — Дѣла такія подошли!.. Сестра-то умница была—и сги- Сла. Мать то въ Питерѣ, на Смоленскомъ, на кладбищѣ. Се­ стренка одна оставалась, какъ меня угнали; ну, и все пра- хомъ пошло... Самый выхожу я несчастный человѣкъ и го­ лову преклонить ей некуда, окромѣ развѣ пня вотъ эда- каго... — А ты не ропщи. За твое смиреніѳ Господь и ее, мо­ жетъ, взыщетъ... — Мнѣ и своего грѣха не замолить. — Не говори. Нѣсть предѣла милосердію Его, сказано. Откуда ты выискался такой, что свой грѣхъ выше милости Его ставишь? Гордыня это въ тебѣ, гордыня смиренія—вотъ что.1.. Не вѣдаешь развѣ, что единому грѣшнику кающемуся радъ Онъ болѣе, нежели девяносто девяти праведникамъ... Дошли до часовни, усѣлись на порогѣ. Помолчали,.. — Нѣтъ, ты мнѣ про жизнь разскажи! — Про какую жизнь? — Какъ и что. Таперича, послѣ эфтаго самаго , должно, заперли тебя? — Заперли. — Очень я про темницы слушать люблю. Не мало, поди, въ нихъ народу мытарствуетъ. — Не дай Богъ и врагу лютому попытать замковъ этихъ проклятыхъ. Отъ воли отвыкнешь, одичаешь весь, на свѣтъ глядѣть страшно станетъ, измаешься. Три года я все подъ эамкомъ, все подъ замког Какъ это щелкнетъ задвижка у двери, такъ точно тебя прямо по сердцу бьютъ — захолонетъ все. Выведутъ на дворъ минутъ на пять—одурѣешь. Ни слова, ни пѣсни, точно ты и человѣкомъ не былъ. Это, первое время, оестра ходила — черезъ двѣ рѣшетки и говори съ ней. И го­ лоса твоего не слышно, и лица твоего не видно. Потому са­ мому мнѣ и свиданія эти въ тягость стали. -Плачешь, словно ребенокъ больной, да и только. — Все воля Его!.. Наказуя, испытуеть... — И разные у насъ были!.. Одного и по сію пору за­ быть не могу. Блѣдный такой и высокій, все себя постомъ и молитвой сокрушалъ. Проснешься ночью и слышишь: ревмя реветь кто-то. Посмотришь—Малышевъ. Въ два года ни разу не улыбнулся онъ. Бродилъ все изъ угла въ уголъ, словно тѣнь какая. Бывало, какъ смеркнется, такъ и начинаетъ онъ