Бадигин, К. С. На корабле "Георгий Седов" через Ледовитый океан : записки капитана. – Москва ; Ленинград : Изд-во Главсевморпути, 1940. - 602 с., [16] л. ил. : ил. + 3 отд. л. карт.

стороны от малой палатки расходилась целая сеть трещип, брав­ ших свое начало в каких-нибудь 5—20 сантиметрах от края по­ лотна. Все поле крошилось и расползалось на куски—точь-в-точь, как это было в ночь с 12 на 13 ноября. В нашем распоряжении теперь оставался лишь небольшой обломок поля, размером всего в 200 квадратных метров. И все грузы мы спешно перетаскивали на самую середину этого обломка. В 1 час 30 минут ночи перевозка аварийных запасов была закончена. Ждали новых неприятностей: льдину могло расколоть на еще более мелкие куски и унести от корабля. Поэтому Буторіш каждые полчаса наведывался па аварийную базу. Но подвижки неожиданно прекратились. Прекратились так же внезапно, как п начались. На этот раз льды оставили пас в покое надолго. Мы могли наконец перевести дух и дать отдых нервам, изрядно расшатав­ шимся за этот месяц беспрерывных авралов. НАШ И БУДНИ Я с н а я зимняя ночь. Огромная золотая луна смутно озаряет угрюмый, безжизненный ледовый пейзаж, такой обыденный и та­ кой изменчивый: зубчатые венцы голубых торосов, их черные резкие тени, серебристая дымка тумана, скрадывающая линию горизонта, высокий темносиниіі купол, усыпанный дрожащими от холода звездами, нервный бег полярных сияний... Перечитываю Нансена: «По временам страшно хочется переложить эту природу на музыку; она одна может ее передать. Какие получились бы могучие аккорды!..» Почти полвека прошло с тех пор, как отважный исследователь на „Фраме“ осмелился проникнуть в эту таинственную область мира. Уже спит вечным сном Нансен, как и большинство его спут­ ников. Много выдающихся исторических событий лежит между Эпохой „Фрама“ и эпохой „Седова“. В свое время оцепенение Арктики и ледяпое равнодушие ко всему живому ужасали Фритьофа Нансена. «...Полярная ночь,—писал он в своем дневнике,—ты похожа па женщину, на восхитительную, красивую женщину с благородными чертами античной статуи, но и с ее мраморной холодностью. На твоем высоком челе, ясном, как чистый эфир, пет ни следа сочув­ ствия к мелким горестям человеческого рода, на твоих бледных, прекраспых щеках—ни следа чувства... Я изнемогаю от твоей холод­ ной красоты, я жажду жизни, тепла, света! Позволь мне вер­ нуться либо победителем, либо нищим,—для меня все равно! Но позволь мне вернуться и снова начать жить. Здесь проходят годы;