Бадигин, К. С. На корабле "Георгий Седов" через Ледовитый океан : записки капитана. – Москва ; Ленинград : Изд-во Главсевморпути, 1940. - 602 с., [16] л. ил. : ил. + 3 отд. л. карт.

— Срочно вешайте на торосах плакаты: «ІІе ешьте сырых фруктов». Не то, чего доброго, пуночки сожрут остатки земля- пики, и у них расстроятся желудки... Доктор уничтожающе глянул на меня: — Лежите, больной! Вы месяц пе встанете с постели. ІІа этот раз я буду приказывать вам, а не вы мне. Ваша сегодняшняя прогулка может дорого вам обойтись... Я молчал. Болезнь сделала меня кротким. Трудно было ды­ шать, не то что двинуться или встать. ІІо я все еще пытался сопротивляться ей. Теперь пришлось командовать кораблем лежа. Каждое утро и каждый вечер ко мне приходил Андрей Георгиевич Ефремов. Я давал ему необходи­ мые указания, он докладывал о проделанной работе. В Москву мы пока не сообщали ни слова об эт°й досадной истории: незачем было волновать людей. Да и чем могла помочь Москва? Не вызывать же оттуда самолет с профессорами! Мы рассчитывали, что бактерии брюшного тифа будут побеждены местными средствами. ІІа „Седове“ был объявлен карантин. Никто с других кораблей к нам не ходил. Никто из седовцев не ходил на „Садко“ и „Малыгин“. В мою каюту доступ также был строго ограничен. Доктор организовал настоящую блокаду опасной инфекции, так некстати занесенной с материка. Между тем мне становилось все хуже и хуже. Очень часто я с трудом разбирал, что говорил мне Андрей Георгиевич. В сознании появлялись какие-то провалы. Температура упорно держалась на высоком уровне. Я быстро исхудал и с трудом приподнимался с подушек, чтобы проглотить чашку рисового от­ вара или куриного бульона, заботливо приготовленного ИІемякші- ским из консервов. В первых числах июня мне стало совсем плохо. Я впал в тяжелое и долгое забытье. Когда я очнулся, за тонкой переборкой слышались встре­ воженные голоса. В каюте Андрея Георгиевича Ефремова о чем-то совещались. Соболевский настойчиво доказывал: — Раньше чем через две недели он не встанет. Эт0 в ЛУЧ_ шем случае. А сейчас всякое напряжение больному смертельно вредно. Ему нужен абсолютный покой. Иначе я ни за что не ручаюсь... — Но ведь он не сдаст корабля,—нерешительпо сказал Ефремов. — Доктор дело говорит,—неожиданно услышал я басок ка­ питана „Садко“ Хромцова.—Сдаст или не сдаст, а вам надо браться. Сегодня же сообщим в Москву... Я хотел крикнуть, что все равно корабль не сдам и что найду силы работать, но вместо крика получился какой-то шопот. Ко мне вошел Хромцов. — Неважны ваши дела, Константин Сергеевич,—сказал он.— Александр Петрович говорит, что сегодня ночью у вас темпера­ 127